Ответ оставил Гость

Путь двух Иоаннов до Дувра был долгим и трудным. Но они подружились. Им казалось, что они знают друг друга целую жизнь. У обоих не было родителей. И теперь домом юношей был весь мир, а матерью - свобода.На дорогах Европы появлялось все больше людей, странствующих в поисках знаний. Расширился интерес к наукам. Складывалась новая городская культура, отражавшая вольнолюбивые идеи того времени, борьбу против засилия церкви, критический настрой горожан в отношении феодальных порядков.Ваганты всегда были в самой гуще культурной жизни городов. Их дерзкие стихи и песни звучали на площадях и улицах, призывая к справедливости:От монарха самого
До бездомной голи -
Люди мы и оттого
Все достойны воли.
Состраданья и тепла
С целью не напрасной,
А чтоб в мире жизнь была
Истинно прекрасной!
В XII в. странствующих школяров с каждым годом становилось все больше. Они были полны надежд. Почти каждому из них удавалось, получив образование, в конце концов найти свое место в жизни. Они становились учителями, писцами, нотариусами, а подчас достигали и более высокого положения в обществе.Однако через пятьдесят - сто лет многие ваганты, обучавшиеся в университетах Парижа, Болоньи, Оксфорда, Саламанки, уже не смогут найти работу по призванию. Ученых людей станет больше, чем мест, которые общество сможет им предложить. Но ваганты не сдадутся, а еще больше укрепят свое братство - союз, возникший свободно, не требующий признания властей, объединявший образованных людей, связанных духовным родством и общей судьбой. Они его назовут «Орденом вагантов».Стихотворный «Устав Ордена вагантов», хотя и написан в шутливой форме, имеет глубокое содержание. В нем провозглашается равенство, братство всех людей независимо от их происхождения, чинов и звания:Будет ныне учрежден
Наш союз вагантов
Для людей любых племен,
Званий и талантов...
«Каждый добрый человек,-
Сказано в Уставе,-
Немец, турок или грек,
Стать вагантом вправе».
Кто для ближнего готов
Снять с себя рубаху,
Восприми наш братский зов,
К нам спеши без страху!
Все желанны, все равны,
К нам вступая в братство,
Невзирая на чины,
Титулы, богатство,
Наша вера - не в псалмах!
Господа мы славим
Тем, что в горе и слезах
Брата не оставим.
Признаешь ли ты Христа,
Это нам не важно,
Лишь была б душа чиста,
Сердце не продажно.
В этих стихах звучит протест против сословных и религиозных установлений феодального общества, призыв к единению людей.

я нашла только это

Муниципальное общеобразовательное учреждение

«Средняя общеобразовательная школа № 7»

г. Ржева, Тверской области

ПОЭЗИЯ ВАГАНТОВ КАК ИСТОЧНИК РЕКОНСТРУКЦИИ ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ СРЕДНИХ ВЕКОВ

Исследовательская работа по истории

ученика 7 класса

Ильчука Даниила

Руководитель: Арсеньева Татьяна Евгеньевна

Ржев

2014

Предметом изучения является возможность расширения источниковой базы по истории повседневности средневековья путём привлечения и изучения творчества вагантов.

Целью работы стало наше стремление продемонстрировать значение поэзии вагантов как исторического источника по истории Средневековья.

Задачи исследования:

Определить возможность использования поэзии вагантов в качестве исторического источника по реконструкции истории повседневности Средневековья;

Выделить те стороны жизни средневекового общества, которые наиболее ярко представлены в поэзии вагантов.

Реконструкцию истории повседневности весьма успешно в своё время начала школа «Анналов». Ф. Бродель, Л. Февр, М. Блок, Ж. Ле Гофф, Й. Хейзинга и др. в своих работах уделили большое внимание ментальности общества, бытовым реалиям, месту простого человека, а не социально детерминированного элемента в обществе. Для их работ в качестве исторических источников использовались произведения художественной литературы того времени. Посмотрим, могут ли произведения вагантов стать таким же подспорьем для историка.

Введение.

В историческом исследовании весьма актуальна проблема наличия достоверных источников (под историческим источником понимается все созданное в процессе человеческой деятельности или испытавшее ее воздействие). Всё, что в ходе истории порождалось или видоизменялось обществом, объективно отражает его развитие, несёт в себе информацию о нём. Источник неисчерпаем, главная проблема заключается в том, как извлечь и правильно истолковать содержащуюся в нём информацию.

Когда историки говорят о средних веках, то обычно нам представляется закованный в латы рыцарь, тяжелым мечом поражающий врага, каменные громады феодального замка, изнурительный труд крепостного крестьянина, унылый колокольный звон, раздающийся за монастырской стеной, и монах, отрекшийся от мирских соблазнов. Железо. Камень. Молитвы и кровь. Но это в «официальной» литературе, угодной власти. Однако всё ли так безупречно и романтично было в средние века? Прочитав несколько произведений вагантов, я пришел в замешательство. Поэтому главной причиной возникновения моего интереса к исследованию творчества вагантов стала ограниченность числа свидетельств, характеризующих эпоху средневековья, особенно в части реконструкции бытовых реалий прошлого, ментальности средневекового общества.

Актуальность выбранной темы продиктована стремлением почувствовать и понять дух того далёкого времени, реконструировать и ощутить бытовые реалии, поскольку долгое время эти стороны жизни средневекового общества оставались без внимания исследователей, сосредотачивающих свои интересы на проблемах социально-экономической истории, вопросах классовой борьбы, социальной структуры общества. Произведения вагантов, на наш взгляд, дают богатейший материал для исследования, помогают глубокому погружению в эпоху, что определяет новизну нашей работы. Она заключена в том, что нами предлагается использование произведений вагантов в качестве исторического источника для реконструкции истории повседневности средневековья, особенно это важно там, где ощущается некоторый дефицит письменных источников иного плана, есть проблемы со знанием иностранных языков, а интерес к истории средневековья, тем не менее, достаточно велик.

Объектом нашего изучения является творчество средневековых поэтов-вагантов, дающее возможность увидеть жизнь разных слоев средневекового общества.

2.1. Изображение ментальности эпохи в произведениях вагантов.

Ваганты (лат. vagantes – бродячие). - Бродячие поэты, музыканты из студентов, переходящих из одного университета в другой в поисках лучших учителей, ушедших из монастыря монахов, клириков без определенных занятий.

Ваганты – это поэты, принадлежащие к неформальному литературному течению средневековой поэзии Европы.

Литературные произведения, написанные вагантами, как правило, рассказывают об их жизни, выражают их взгляды на происходящие события в соответствии с их философией, дают бытовые зарисовки.

Поскольку ваганты были людьми образованными, их взгляды на мир и на бытие и шире, и глубже, чем у подавляющего числа их современников. Самосознание вагантов в период раннего средневековья не было развито. Преобладало анонимное творчество. О поэтах их современники, а под час и они сами вспоминали связи с похвалами их рыцарским доблестям, подвигам, совершённых в крестовых походах, или их благочестию, при этом, не касаясь того, что они были поэтами. Только с XII века положение меняется, начинает возрастать самосознание поэта как творца.

Так как ваганты были своенравны и непредсказуемы, то они позволяли себе подвергать сомнению традиционные взгляды общества на мир, мораль, политику, философию и многое другое.

У них имелся своенравный нравственный закон или кодекс, отражённый в стихотворении «Орден вагантов»:

Все желанны, все равны,

К нам вступая в братство,

- Невзирая на чины,

Титулы, богатство.

Наша вера не в псалмах,

Господа мы славим

Тем, что в горе и в слезах

Брата не оставим.

Ваганты, несмотря на свою бедность, были щедры и милосердны. Их идеалы были сходны с утопическими представлениями о мире и всеобщем равенстве. Естественно, что, исповедуя такие принципы, ваганты не могли мириться с законами, диктуемыми обществу правящим богатым и знатным классом. Огромное количество стихотворений и песен вагантов посвящены вину, пьянству, пирушкам. Всё это изображается у них как особое действо, наполненное глубоким смыслом:

Но у господа зато

Есть вино в избытке

Для продравших в кабаках

Все свои пожитки.

Вину в произведениях придаётся, чуть ли не божественное значение. Вином освещается пир и все, высказываемые чувства, размышления и порывы души во время весёлой пирушки. Темы отступничества от христианских духовных норм и заветов пронизывают всё творчество вагантов. Они сочинили свои церковные законы, оправдывающие их пьянство и разгульный образ жизни. Вообще в те времена само слово «вагант» ассоциировалось с кабаками, тавернами, харчевнями. Ведь вино они считали выше всего земного, а состояние опьянения – особой благодарностью, снизошедшей на них. Их не смущал драный вид и босые ноги, пустые кошельки, они видели в этом особую романтику, воспевали эти элементы бытия как естественные атрибуты свободной жизни. В этих настроениях мы можем видеть протест против лицемерия, царящего в средневековом обществе, освещенного католической церковью. Серьезные жанры духовной словесности тем самым приобретали пародийное звучание:

«Отче Бах, иже еси в винной смеси. Да изольётся вино твое, да приидет царствие твое; да будет недоля твоя, яко же в зерни, и в кабаце. Вино твое насущное даждь нам днесь, и остави нам кубки наши, яко мы оставляем бражникам нашим, и не введи нас во заушение, но избави сиволапых от всякого блага. Опрокинь. Во шкалики шкаликов. Опрокинь».

Архипиит Кельнский мог, например, вполне благочестивую стихотворную «проповедь» неожиданно закончить обращением к богу, которого он убедительно просит снабжать его деньгами. А в своей знаменитой «Исповеди», пронизанной горьким юмором, прославить беспутную жизнь ваганта, предпочитающего умереть не на ложе, а в кабаке.

Эти песни мне всего
на земле дороже:
то бросает в жар от них,
то - озноб по коже.
Пусть в харчевне я помру,
но на смертном ложе
над поэтом-школяром
смилуйся, о боже!

или

Я желал бы помереть
не в своей квартире,
а за кружкою вина
где-нибудь в трактире.
Ангелочки надо мной
забренчат на лире:
«Славно этот человек
прожил в грешном мире!

Естественно, что власть и церковь борются с вагантами, начинаются преследования:

Ложь и злоба миром правят,

Совесть душат, правду травят.

Мёртв закон, убита честь,

Непотребных дел не счесть.

Заперты, закрыты двери

Доброты, любви и веры.

Пласты жизни, представленные в произведениях вагантов, резко отличаются от тех, которые представлены официальной и церковной литературой. Мы видим иную жизнь, иные человеческие ценности, иные бытовые реалии. Нет скуки, пафоса, дидактики. Лирика вагантов соответствовала по своему настроению и пафосу гедонистическому 1 направлению, провозглашающему удовольствие и наслаждение как высшую цель и основной мотив человеческого поведения, яркими представителями которого были античные философы Аристипп и Эпикур, Лукреций. Эпикурейцы считали главной целью и смыслом человеческой жизни стремление к наслаждению и блаженству. Ваганты вторили им, и поэтому средневековое общество предстаёт перед нами в связи с их зарисовками в совершенно новом виде, непривычном и несколько нетрадиционном. Оно не мрачное, не тёмное - аскетичное, а полное светлых жизнеутверждающих красок.

Ваганты, как и многие другие поэты, помимо бытовых реалий воспевали также богатство и красоту окружающей природы: моря, реки, горы.

В полной силе было лето,

В леске солнечного света

Вся земля в цветы одета.

Лето было особенно любимо вагантами за тепло щедро даримое обездоленным людям:

Ну, здравствуй, доброе лето!

Ты пышной зеленью одето.

Пестреют на поле цветы

Необычной красоты.

Ваганты – странники, и, естественно, кочуя по дорогам и видя все красоты летней поры, они описывают это в своих произведениях самыми пышными и яркими красками, которые практически не встречаются больше нигде в их творчестве. Обычно в своих произведениях зоркий глаз ваганта тут же подмечал все недостатки, которые находили своё отраженье в сатирической или лирической форме, создавая иное обличье средневековому обществу.

2.2. История эпохи в произведениях вагантов.

Расцвет ордена вагантов пришёлся на период крестовых походов. Ваганты не остались в стороне от этих событий.

Что предрекает царь Давид,

Осуществить нам предстоит,

Освободить Господня сына

От надругательств сарацина!

Это стихотворение именуется не иначе, как «Призыв к крестовому походу». Речь в нем идёт об официальной причине начала крестоносного движения, которое продолжалось практически два столетия с конца 11 по конец 13 веков. Естественно, это событие было ярким материалом для творения вагантов. В этом же стихотворении говорится, что участники крестовых походов свято верили в искупление всех своих грехов.

Поверь, мы слышим: пробил час

тебя спасти от мук безмерных,

мечи обрушив на неверных!

О, мы, погрязшие в грехах,

преодолеем низкий страх,

с победой в град священный вступим

и тем грехи свои искупим!

Довольно часто в произведениях вагантов встречается имя Фридриха Барбароссы.

Отмечено, что этот германский император во время итальянских походов, совершаемых с целью захвата богатых итальянских земель, принял в свою свиту многих учёных и законодателей. В числе его свиты оказался вагант Архипиид Кельнский. Он сообщает, что в течение 12 века римское право, написанное свитой Фридриха Барбароссы, проникло во все школы, что вызвало бурное недовольство со стороны церкви во главе с Папой.

Из трудов ваганта Вальтера Шатильонского известно о драматических столкновениях английского короля Генриха с архиепископом Фомой Бекетом (Шатильонский входил в его научный кружок), вызванных спорами о законах, изданных королём, в частности, против «Трактата об английских законах». Эти противоречия между королём и архиепископом привели к смерти последнего от рук убийц, направленных, по мнению большинства, королём. Заговор против Фомы Бекета описан в одном из стихотворений Вальтера Шатильонского.

Много произведений посвящено волнениям, происходящим в церкви. Естественно, что неуравновешенное положение внутри такого важнейшего государственного института, как церковь, не могло остаться незамеченным вагантами:

Нет, не милосердие

Пастыри даруют,

А в тройном усердии

Грабят и воруют.

Загубили веру,

Умерла надежда.

Известно, что в это самое время церковь боролась с еретиками всеми возможными способами, забывая порой о том, что составляла основу христианской морали. Христианская мораль в то время предписывала каждому человеку «соблюдать своё место в жизни».

Известно, что среди вагантов также были и еретики; естественно, что стихи этих поэтов несли людям их мораль и их взгляд на происходящее в церкви. Из таких стихов нам стало известно, что ваганты-еретики утверждали, что церковь «испорчена», они отвергали дорогие церковны е обряды, пышные богослужения. В своих произведениях ваганты осуждали священников и монахов за отказ от бедности. Они сами показывали пример праведной жизни: раздавали своё имущество бедным, питались подаяниями. Они защищали крестьян и бедняков, а священников осуждали как толстосумов, любящих хорошую одежду, еду, вино:

Священнослужители

Ныне стали плохи.

Наши им не ведомы

Горестные вздохи.

В их домах, бесчинствуя,

Скачут скоморохи.

Ваганты сочиняли свои церковные законы, которыми и жили.

Конечно, произведения вагантов не являются историческими хрониками, но всё же общий ход событий вполне может быть представлен на основе их произведений.

Большинство же произведений вагантов описывали жизнь и быт обычных людей, невольно втянутых в борьбу и войны, стоящими у власти. На дорогах Европы можно было встретить много странствующего люда. Это людское море состояло из бездомных батраков, солдат, нищенствующих монахов, отрядов разбойников, поджигающих добычу на дорогах, купеческих караванов, а также бродячих артистов, циркачей, музыкантов.

2.3. Социальная структура общества,

место вагантов в нём.


Ваганты, несмотря на то, что вели нищенский образ жизни, имели ряд прав и привилегий, дарованных им королями. Например, неподсудность общему суду. Это преимущество ставило их вне окружающих людей. Разумеется, это вызывало недовольство в народе. Но в целом общество любило и принимало вагантов.

В средние века латинский язык был не только языком католической церкви, но также языком науки и образованности. В университетах, монастырских и городских школах занятия велись на латинском языке. Это давало возможность школярам, склонным к перемене мест, перебираться из одного университета в другой, из одной страны в другую, повсюду встречая привычную обстановку латинского велеречия 2 . Поднимая вагантов над массой «профанов», латинский язык приобщал их к духовной элите среднихвеков, вместе с тем на иерархической лестнице того времени они занимали достаточно скромное место. Большие господа посматривали на них свысока. Ваганты знали, что такое бедность и что такое унижение. Это сближало их с демократическими слоями, да, вероятно, многие из них вышли из этих слоев.

Литературные произведения, написанные вагантами, рассказывают, как правило, об их жизни, выражают их взгляды на происходящие события в соответствии с их философией, дают бытовые зарисовки.

Уклад жизни вагантов диктовался исторической обстановкой и оформлялся в протестной форме. Бедность, постоянные странствования создавали и соответствующий быт, стремление хоть на некоторое время уйти от действительности, умерщвлению плоти, к которому призывала церковь, противопоставить гедонизм 3 .

Свечи яркие горят,

Дуют музыканты,

То свершают свой обряд

Вольные ваганты.

Стены ходят ходуном,

Пробки вон из бочек!

Хорошо запить вином

Лакомый кусочек!

Ваганты имели еще одно название – голиафы 4 . Оба названия возникли в одно и то же время. Ваганты, принявшие это название, считали, что они так же, как и библейский герой, Голиаф внушают страх своим врагам. А враги – это лицемерные служители церкви, богатеи, короли, не заботящиеся о своих подданных.

Конечно, вагант бывал и огорчён, и печален, но в своей сущности он всегда весел и счастлив. Вагант наслаждается своей свободой, и это делает его счастливым. Несмотря на такую беззаботную и свободную, казалось бы, жизнь, он с усердием учится, познаёт науки.

Филологией моя

Милая зовётся.

Я взираю не неё

Восхищенным взором.

Грамматическим мы с ней

Заняты разбором.

Нам сейчас трудно себе представить, как мог в одном человеке ужиться разгильдяй, любящий веселье, и прилежный ученик, получающий удовольствие от учёбы, верующий, славящий Бога, человек, и опровергающий законы бытия, и насмехающийся над священнослужителями вольнодумец. Тем не менее это было так!

Плачьте, плачьте верные

Церкви нашей скверные

Слуги лицемерные,

С господом не дружные!

Жестокосердие, обличаемое в песнях вагантов, чаще всего сопряжено с алчностью, с сребролюбием, стяжательством высших слоев общества.

Нищий стучится в окошко:

"Дайте мне хлебца немножко!"

Но разжиревший богач

зол и свиреп, как палач.

"Прочь убирайся отсюда!.."

Но не в духе вагантов унывать, они смеются над своей нищетой и веселя своих слушателей верят в чудо:

Вдруг совершается чудо:

Слышится ангельский хор.

Суд беспощаден и скор.

Нищий, моливший о хлебе,

вмиг поселяется в небе.

Дьяволы, грозно рыча,

в ад волокут богача.

Однако, мечтая о свободе и человеческой доброте, ваганты но собственному опыту знали, что мир, окружавший каждого из них, был скорее злым, чем добрым. Бедность следовала за ними но пятам, прерывала их учение, заставляла их мерзнуть и голодать. И хотя молодые весельчаки готовы были подчас и себе и другим внушать утешительную мысль, что бедность даже добродетель, им все же было трудно продираться сквозь жизнь с пустым карманом в дырявом рубище. Не раз и не два в песнях вагантов звучали жалобы на унизительную бедность, которая делала их игралищем бездушной фортуны.

Я - кочующий школяр...

На меня судьбина

свой обрушила удар,

что твоя дубина.

Не для суетной тщеты,

не для развлеченья

из-за горькой нищеты

бросил я ученье.

Ваганты славили бедных и сочувствовали им, высмеивали богатых и воспевали всеобщее равенство. Такие идеалы, как правило, всегда были востребованы в слоях нищих и бедняков. Ваганты пишут о неправедно приобретённых богатствах, об угнетении и откровенном грабеже народа феодалами, о двуличии церковных служителей. Вызывают этим восторг у своих слушателей, но вместе с тем и навлекают на себя гнев высших слоев общества, стоящего у власти или хотя бы приближённых к ней. Естественно, что власти и церковь начинают бороться с вагантами, и очень своеобразно. Они создают произведения и письма, опровергающие вагантов, но не уступающие им при этом в остроумии и таланте. Однако, несмотря на такие меры, следует отметить, что последнее слово всегда оставалось за вагантами.

А по социальному составу к вагантам относят бродячих школяров и студентов. Школяр – это ученик городской или монастырской школы. Студент – это тот же школяр, только закончивший школу и учащийся в высшем учебном заведении. Так как обычно представители вагантов были бедны и не имели собственного дома и имущества, то внешний вид их вполне соответствовал образу жизни.

Но до гробовой доски

В ордене вагантов

Презирают щегольски

Разодетых франтов.

Не помеха драный плащ.

Чтоб пленять красоток,

А иной плясун блестящ

Даже без подмёток.

Такому образу жизни соответствовало и окружение. Это обнищавшие люди, которые видят свою жизнь на дне бутылки, это просто кочующие бедняки, нищие и беженцы. Как правило, в таком обществе человек обречён на распутную и бессмысленную жизнь, наполняя её, по возможности, лишь телесными наслаждениями.

Как известно из стихотворений, довольно часто случались неурожайные годы, и тогда города наполнялись массой голодающих, бежавших из деревень. Чернорабочие, подёнщики и нищие составляли городскую бедноту. Бедняки вели борьбу против богатых горожан, которые их угнетали и притесняли. Не раз в городах вспыхивали восстания, которые тоже нашли своё выражение в стихах вагантов. Но, как правило, эти восстания жёстко подавлялись знатью, которая роскошно одевалась, щеголяла драгоценными украшениями. Эта верхушка была очень малочисленна в соотношении с простым бедным людом.

В средневековых городах росло число бедняков. Они нанимались на самую грязную и тяжёлую работу к богатым купцам и ремесленникам, мыли и чесали шерсть, переносили тяжести, грузили товар. Из-за частых эпидемий в городах скапливалось много немощных и искалеченных людей, которые нищенствовали и воровали – именно такому обществу покровительствовали ваганты:

Смотри, сидят, упиваясь в дым,

Григорий и Иероним,

И, сотрясая небеса,

Друг друга рвут за волоса.

На взаимоотношения общества и вагантов влияла, конечно, ещё и историческая обстановка того времени, в конце 13 века закончились религиозные крестовые походы. С этим немаловажным событием получила новое развитие система образования в Европе. Соответственно, поднялся общий уровень преподавания в национальных университетах. В то время многие бродячие ваганты нашли себе места службы. Бродячие, нищие студенты, как социальное явление, перестали существовать, но творчество вагантов продолжалось.

По окончании крестовых походов не только ваганты исчезли с дорог, изменился весь облик Европы. Европа постепенно оседала на месте, обустраивала свой быт, приобретала цивилизованный облик, зачастую заимствованный у мусульман. Одним из таких заимствований было то, что простые европейцы стали мыть руки перед едой, купаться в горячих банях, менять бельё и верхнюю одежду – эти элементы бытия в шуточной форме отмечали и ваганты в своих последних произведениях.

Созданная вагантами культура – в частности, поэзия и стереотип поведения – продолжала оказывать своё влияние на образованное общество, проникая всё глубже и глубже в различные его слои.

Заключение.

Трудно недооценить значение научно достоверных деталей, представленных в поэтическом наследии вагантов. Отчасти их творчество можно сравнить с фотографией, точно схватывающей текущий момент жизни. Поэтому вполне обоснованно можно считать вагантов истинными летописцами своего времени, живо пишущими бытовые реалии и ментальность эпохи.

Таким образом, мы смогли достичь нашей цели – т.е. доказать возможность использования произведений вагантов как источников информации об эпохе Средневековья.

Также были разрешены следующие задачи исследования:

Определена возможность использования поэзии вагантов в качестве исторического источника по реконструкции истории повседневности средневековья;

Выделены те стороны жизни средневекового общества, которые наиболее ярко представлены в поэзии вагантов.

На основе вышеизложенного, мы пришли к следующим выводам :

    Творчество вагантов даёт нам научно достоверные детали жизни, быта и нравственных устоев общества того времени.

    Фотографическая точность рисунка событий позволяет считать вагантов летописцами своего времени.

    Творчество бродячих студентов – важнейший элемент культуры Средневековья, который благодаря работе учёных не затерялся в лабиринтах истории, а нашёл своё место в духовном наследии человечества.

Литература

    Ваганты. Колесо фортуны. М., «Летопись», 2000 г.

    Блок. М. Апология истории. М., «Наука», 1973 г.

    Гуревич А. Категории средневековой культуры. М., «Искусство», 1972 г.

    Заборов М. История крестовых походов. М., «высшая школа», 1977 г.

    Карсавин л. «Культура Средних веков». Киев, «Символ», 1995 г.

    Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. М., 1974; Поэзия вагантов. М., 1975; Поэзия вагантов //Пуришев Б. И. (сост.). Зарубежная литература средних веков /3-е изд. М., 2003.

Интернет-источники

    Корякина, Е.П. Культура Средневековой Западной Европы: особенности, ценности [Электронный ресурс]/ Е.П. Корякина.- Режим доступа: http://art/miem.edu.ru/Kafedra/Kt/Publik/posob_4_ Kt.html .-Загл. с экрана

    ГЕДОНИЗМ

    (греч. hedone - ) - этических учений и нравственных воззрений, в которых все моральные определения выводятся из удовольствия и страдания. Г. берет начало в школе киренаиков и складывается как разновидность мировоззрения, отстаивающего приоритет потребностей индивида перед социальными установлениями как условностями, ограничивающими его свободу, подавляющими его самобытность.

    КЛИРИК

    (от греч. kleros - жребий, удел) - общее название любого духовного лица, церковнослужителя, священнослужителя. Слово клирик происходит от идеи, что служение Богу есть особый жребий, удел .

    ГОЛИАФ

    (евр. Goliath). 1) имя филистимского исполина, убитого Давидом в единоборстве. 2) нарицательное для людей, выдающихся высоким ростом.

Оглавление
Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете.
До чего тоскую я -
не сказать словами...
Плачьте ж, милые друзья,
горькими слезами!
На прощание пожмем
мы друг другу руки,
и покинет отчий дом
мученик науки.

Вот стою, держу весло -
через миг отчалю.
Сердце бедное свело
скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
голубая лента...
Вспоминайте иногда
вашего студента.
Много зим и много лет
прожили мы вместе,
сохранив святой обет
верности и чести.

Слезы брызнули из глаз...
Как слезам не литься?
Стану я за всех за вас
Господу молиться,
чтобы милостивый Бог
силой высшей власти
вас лелеял и берег
от любой напасти,
как своих детей отец
нежит да голубит,
как пастух своих овец
стережет и любит.

Ну, так будьте же всегда
живы и здоровы!
Верю, день придет, когда
свидимся мы снова.
Всех вас вместе соберу,
если на чужбине
я случайно не помру
от своей латыни,
если не сведут с ума
римляне и греки,
сочинившие тома
для библиотеки,
если те профессора,
что студентов учат,
горемыку школяра
насмерть не замучат,
если насмерть не упьюсь
на хмельной пирушке,
обязательно вернусь
к вам, друзья, подружки!

Вот и всё! Прости-прощай,
разлюбезный швабский край!
Захотел твой житель
увидать науки свет!..
Здравствуй, университет,
мудрости обитель!
Здравствуй, разума чертог!
Пусть вступлю на твой порог
с видом удрученным,
но пройдет ученья срок, -
стану сам ученым.
Мыслью сделаюсь крылат
в гордых этих стенах,
чтоб отрыть заветный клад
знаний драгоценных!
(Здесь и далее пер. Л. Гинзбурга)

Поэзию вагантов, как и всё европейское Средневековье в целом, открыли для Нового времени романтики. Но открытие это было отнюдь не единовременным, а долгим и сложным процессом, чуть не полвека длящимся, ведь между куртуазным стилем и мужицкой музой, кабацким разгулом вагантов - настоящая пропасть.

Кто же они такие, ваганты? Это слово переводится на русский как "бродяги". И это на самом деле так. Ваганты - бродячие клирики, школяры, попрошайки, распутники и бедолаги, недоучившиеся или переучившиеся теологи. Самое точное для них зеркало, отражающее внешний вид, - гоголевский Хома Брут, с той лишь разницей, что этот европейский Хома XII-XIII вв. от природы должен был быть наделен недюжинным поэтическим даром и знать латынь в совершенстве, настолько чтобы совершать в ее лоне открытия и творческие подвиги.

Причина появления на дорогах Европы целой толпы бродячих певцов, в сущности, весьма проста. В XII в. происходят коренные экономические преобразования: появляется класс купцов, духовная интеллигенция в изумлении останавливается перед собственным перепроизводством и т.п. То есть клириков Томасов (Фома - Томас - Том - это одно имя в разных вариантах произношения), не окончивших высшего церковного образования ("Во французской стороне" - читай в Сорбонне) или окончивших, но не нашедших практического ему применения становилось все больше и больше, так что в поисках пропитания студиозусам приходилось выходить на большую дорогу...

Как и у всей средневековой культуры, у латинской средневековой поэзии было два корня: один - в античности, другой - в христианстве. И обе основные темы поэзии вагантов: гневное обличение вышестоящих и чувственная любовь в пику трубадурской любви возвышенной - имели свои прообразы в том и другом источниках.

Источник обличительной темы - ветхозаветные пророки и крупнейший римский сатирик Ювенал; источники любовной темы - "Песнь песней" и ранний Овидий.

Как вы помните, "Песнь песней" в христианстве трактовалась аллегорически - как брак Христа с церковью, и такое толкование открывало едва ли не магистральный путь эротике в литературе Средневековья. Что же касается Овидия, то... XII век по праву носит условное наименование "Овидианского Возрождения": его изучали в школах, ему подражали, стихи его были настолько популярны, что, например, арагонский король, цитируя, как ему казалось, Библию ("Важно завоевать, но сберечь - не менее важно"), на самом деле цитирует Овидия. Дело в том, что Овидий почитался почти что Богом Поэзии.

Действительно, сколько же у него ипостасей: моралист "Лекарства от любви", распутник ранних едва ли не порнографических элегий, мудрец в поздних поэмах...

Но молодости свойственно не думать о старости, и в Средневековье, в поэзии вагантов, Овидий - певец любви, учитель любви, и как всякий талантливый ученик, вагант стремился перещеголять учителя. И, на самом деле, перещеголял, оставив скромного по современным меркам эротики римского поэта далеко позади. Вот только вопрос: превзошел ли он старого автора в области поэтического совершенства?..

Во всяком случае, самый главный порнограф литературной классики маркиз де Сад не столь уж далеко ушел от средневековых бродяг - вагантов, если вспомнить такие, например, строки, как стихи Серлона Вильтонского:

Сообразите: эти стихи сочинены и оглашены были в XII веке, однако никакого церковного преследования за безнравственность Серлон на себя не навлек. Очевидно, что современники отлично понимали, что такое литературная условность.

Вот таким образом, на скрещении христианской и античной традиций и родилась средневековая латинская лирика. Один ее полюс панегирический, - воспевается, как у трубадуров, Прекрасная Дама. И поэты поют осанны знатным дамам, дабы те, восхитившись их дарованиями, подарили им что-нибудь, причем постель из этого "что-нибудь" отнюдь не главное, лучше если Дама подарит им теплый плащ или ризу. Так, овидианец луарской школы Бальдерик Бургейльский пишет:

Здесь и есть начало той концепции платонической любви-служения, которая легла в основу куртуазной поэзии: образованные клирики были учителями зачастую не слишком ученых рыцарей. Носителями этой, высшей линии латинской светской поэзии были социальные верхи духовенства, ну а низы... Низы сочетали Овидия, "Песнь песней" и песню народную.

Начало ее восходит к IX в. - веку расцвета монастырской культуры в Европе. Монастыри, унаследовав от эпохи "каролингского возрождения" вкус к книжной латинской культуре, не унаследовали презрения к "мужицкой грубости" народной культуры.

Именно здесь на протяжении веков зачинаются и создаются жанры, воспевающие "славное винопитие" или "утреннюю зарю" (прообраз трубадурской "альбы").

Наконец, предшественниками вагантов были и ирландские монахи, скитавшиеся по дорогам Европы после норманнского завоевания Британии.

Сборник "Кембриджских песен", относящийся к XI в., составлен в Лотарингии и включает в себя 50 стихотворений. Основную часть этих песен мы бы сейчас определили как пародии на религиозные гимны. Вот лишь один пример пародируемого. Автор - Венанций Фортунат, VI в.:

Именно любовная тематика - главное новшество этого сборника.

Но то, что в XI в. и ранее робко зачиналось в монастырях, в XII в. - веке крестовых походов и коммунальных революций выходит на улицу. Здесь и начинается собственно вагантская поэзия.

Слово "бродяга" звучит предосудительно и сейчас, а в те времена - тем паче. Крестьянин состоял при своем наделе, рыцарь - при замке, священник - при приходе и монах - при монастыре. При дороге состояли разбойники, ну еще паломники - временно. В XII же веке, кроме паломников и разбойников, на дороги вышло купечество, за ним и те клирики, что были и паломниками, и бродягами в одном лице - ваганты, то есть безместные духовные лица, вынужденные скитаться из города в город, из страны в страну, из монастыря в монастырь. Это было своего рода братство без роду-племени, общавшееся на латыни, которую образованные люди знали в любой стране и которая как раз и отличала образованных от быдла, выделяя их в особую касту.

Церковь их, в общем-то, не жаловала. В монашеских уставах о них говорится с негодованием, порой доходящим до вдохновения:

"Вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость..." (Исидоровский устав)

Но в XII в. уже требуются образованные люди и притом в большом количестве - расцветает торговля, ремесла, загрубелые феодалы начинают чувствовать вкус к изящному быту и "вежественному" обхождению. Появляются собственно сословия рыцарское и бюргерское.

Более того, создаются школы и университеты, по которым, кстати, часто путешествуют эти самые ваганты, собирая знания, подобно тому, как пчелы собирают нектар, ибо в одном городе процветает медицина, в другом - философия, в третьем - юриспруденция и т.д.

К примеру, когда Пьер Абеляр покинул Нотр-Дам де Пари и стал читать лекции то тут, то там по парижским окрестностям, вкруг него собирались и ходили за ним толпы молодежи.

Цель всех этих молодых бродяг была одна - занять хорошее, выгодное место. XII в. дал множество клириков и прочих людей умственного труда, что обусловило их перепроизводство. Грамотеи почувствовали себя изгоями. Вот и пошли они по дорогам, попрошайничая да и шаля частенько.

XII в. - это еще и век великого спора вокруг теорий и классиков, то есть античных писателей. С антиков, образцов, начиналось школьное образование, "теории" были целью, к которой оно, образование, вело. В истории этот спор был не первым и не последним. Оплотом "теоретиков" был Париж, оплотом классиков - Орлеан. Победа в итоге осталась за "новыми". "Суммы" Фомы Аквинского оказались эпохе нужнее, чем орлеанское овидианство. Ваганты в этой борьбе были с побежденными, с классиками, потому и век их оказался ярким, но недолгим.

Итак, ваганты - ученый, буйный народ, приспособленный для оседлого труда не более, чем птица небесная. Для церкви же таковое положение было не менее серьезным: из невежественных они, ваганты, стали умствующими, из пестрых и разномастных бродяг стали дружными и легко находящими между собой общий студенческий язык. Всей своей жизнью ваганты подрывали у народа уважение к духовному сану. Да и стишки их нет-нет да и рассказывали, к примеру, о том, как королева Бланка Кастильская блудила с папским легатом.

К началу XIII в. церковь обрашила на вагантов сокрушительные удары: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И, в общем, было за что.

Ваганты сами называли себя голиардами. Это двусмысленное словцо расшифровывается как gula - от романского "глотка" (guliart - обжора) да плюс от библейского Голиафа, того, что убит был Давидом. А имя Голиафа в средние века было ходовым ругательством, бой же Давида с Голиафом трактовался как противоборство Христа с сатаною, посему выражение "голиафовы дети" означает "чертовы слуги".

В Англии, где (и как раз поэтому) вагантов не было, родился даже миф об их прародителе, гуляке и стихотворце Голиафе, который "съедал за одну ночь больше, чем св. Мартин за всю жизнь".

Что оставалось делать вагантам, как не объединяться в некое подобие монашеского ордена, коих уже расплодилось в Европе предостаточно. Нет, конечно, никакого ордена ваганты не создали, зато написали его программу, "Чин голиардский", устав этакого бродяжьего братства ученых- эпикурейцев. Вот фрагменты этого замечательного стихотворного текста в переводе Льва Гинзбурга:

"Эй, - раздался светлый зов, -
началось веселье!
Поп, забудь про Часослов!
Прочь, монах, из кельи!"
Сам профессор, как школяр,
выбежал из класса,
ощутив священный жар
сладостного часа.

Будет нынче учрежден
наш союз вагантов
для людей любых племен,
званий и талантов.
Все - храбрец ты или трус,
олух или гений -
принимаются в союз
без ограничений.

"Каждый добрый человек, -
сказано в Уставе, -
немец, турок или грек,
стать вагантом вправе".
Признаешь ли ты Христа,
это нам не важно,
лишь была б душа чиста,
сердце не продажно <...>

Милосердье - наш закон
для слепых и зрячих,
для сиятельных персон
и шутов бродячих,
для калек и для сирот,
тех, что в день дождливый
палкой гонит от ворот
поп христолюбивый;

Для отцветших стариков,
для юнцов цветущих,
для богатых мужиков
и для неимущих,
для судейских и воров,
проклятых веками,
для седых профессоров
с их учениками,

Для пропойц и забулдыг,
дрыхнущих в канавах,
для творцов заумных книг,
правых и неправых,
для горбатых и прямых,
сильных и убогих,
для безногих и хромых
и для быстроногих.

Для молящихся глупцов
с их дурацкой верой,
для пропащих молодцов,
тронутых Венерой,
для попов и прихожан,
для детей и старцев,
для венгерцев и славян,
швабов и баварцев <...>

Верен Богу наш союз,
без богослужений
с сердца сбрасывая груз
тьмы и унижений.
Хочешь к всенощной пойти,
чтоб спастись от скверны?
Но при этом по пути
не минуй таверны.

Свечи яркие горят,
дуют музыканты:
то свершают свой обряд
вольные ваганты.
Стены ходят ходуном,
пробки - вон из бочек!
Хорошо запить вином
лакомый кусочек! <...>

К тем, кто бос, и к тем, кто гол,
будем благосклонны:
на двоих - один камзол,
даже панталоны!
Но какая благодать,
не жалея денег,
другу милому отдать
свой последний пфенниг!

Пусть пропьет и пусть проест,
пусть продует в кости!
Воспретил наш манифест
проявленья злости.
В сотни дружеских сердец
верность мы вселяем,
ибо козлищ от овец
мы не отделяем.

Итак, они пришли почти вместе: аристократическая поэзия трубадуров и плебейская, хоть и на латыни, поэзия вагантов. Если трубадуры чуть не все известны нам поименно, то имен вагантов, напротив, мы почти не знаем, кроме лишь нескольких. Вот они.

Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен - Тугон по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский. Еще Боккаччо в "Декамероне" упоминает бродячего певца "Примассо", сообщает о нем и Хроника Ришара из Пуатье. Стихи Примаса весьма автобиографичны. Он единственный из вагантов, кто честно изображает свою любовницу не условной красоткой, а прозаичнейшей городской блудницей. Где он только не бывал, кого только не оскорбил своими стихами. Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го.

Вот два его стихотворения.

Стареющий вагант

Был я молод, был я знатен,
был я девушкам приятен,
был силен, что твой Ахилл,
а теперь я стар и хил.

Был богатым, стал я нищим,
стал весь мир моим жилищем,
горбясь, по миру брожу,
весь от холода дрожу.

Хворь в дугу меня согнула,
смерть мне в очи заглянула.
Плащ изодран. Голод лют.
Ни черта не подают.

Люди волки, люди звери...
Я, возросший на Гомере,
я, былой избранник муз,
волочу проклятья груз.

Зренье чахнет, дух мой слабнет,
тело немощное зябнет,
еле теплится душа,
а в кармане - не шиша!

До чего ж мне, братцы, худо!
Скоро я уйду отсюда
и покину здешний мир,
что столь злобен, глуп и сир.

***
Ложь и злоба миром правят.
Совесть душат, правду травят,
мертв закон, убита честь,
непотребных дел не счесть.
Заперты, закрыты двери
доброте, любви и вере.
Мудрость учит в наши дни:
укради и обмани!
Друг в беде бросает друга,
на супруга врет супруга,
и торгует братом брат.
Вот какой царит разврат!
"Выдь-ка, милый, на дорожку,
я тебе подставлю ножку", -
ухмыляется ханжа,
нож за пазухой держа.
Что за времечко такое!
Ни порядка, ни покоя,
и Господень Сын у нас
вновь распят, - в который раз!

Второй великий вагантский поэт известен только по прозвищу Ахипиита Кельнский, поэт поэтов. Этот не столь мрачен, а наоборот, бравирует легкостью, иронией, блеском.

Любое стихотворение Архипиита умеет неожиданно закруглить самой конкретной попрошайной, причем делает это с вызовом. Он - человек более светский, нежели иные ваганты. Известно, что Архипиита почти что состоял при дворе императора Фридриха Барбароссы, значит, родился где-то между 1130-1140 гг., умер же вскоре после 1165-го от чахотки. Одно из его стихотворений, "Исповедь", стало самым популярным вагантским стихотворением в Европе.

С чувством жгучего стыда
я, чей грех безмерен,
покаяние свое
огласить намерен.
Был я молод, был я глуп,
был я легковерен,
в наслаждениях мирских
часто неумерен.

Человеку нужен дом,
словно камень прочный,
а меня судьба несла,
что ручей проточный,
влек меня бродяжий дух,
вольный дух порочный,
гнал, как гонит ураган
листик одиночный <...>

Я унылую тоску
ненавидел сроду,
но зато предпочитал
радость и свободу
и Венере был готов
жизнь отдать в угоду,
потому что для меня
девки - слаще меду!

Не хотел я с юных дней
маяться в заботе -
для спасения души,
позабыв о плоти.
Закружившись во хмелю,
как в водовороте,
я вещал, что в небесах
благ не обретете! <...>

Разве можно в кандалы
заковать природу?
Разве можно превратить
юношу в колоду?
Разве кутаются в плащ
в теплую погоду?
Разве может пить школяр
не вино, а воду?!

Ах, когда б я в Кельне был
не архипиитом,
а Тезеевым сынком -
скромным Ипполитом,
все равно бы я примкнул
к здешним волокитам,
отличаясь от других
волчьим аппетитом.

За картежною игрой
провожу я ночки
и встаю из-за стола,
скажем, без сорочки.
Все продуто до гроша!
Пусто в кошелечке.
Но в душе моей звенят
золотые строчки.

Эти песни мне всего
на земле дороже:
то бросает в жар от них,
то - озноб по коже.
Пусть в харчевне я помру,
но на смертном ложе
над поэтом-школяром
смилуйся, о Боже!

Существуют на земле
всякие поэты:
те залезли, что кроты,
в норы-кабинеты.
Как убийственно скучны
их стихи-обеты,
их молитвы, что огнем
чувства не согреты <...>

Для меня стихи - вино!
Пью единым духом!
Я бездарен, как чурбан,
если в глотке сухо.
Не могу я сочинять
на пустое брюхо.
Но Овидием себе
я кажусь под мухой.

Эх, друзья мои, друзья!
Ведь под этим небом
жив на свете человек
не единым хлебом.
Значит, выпьем, вопреки
лицемерным требам,
в дружбе с песней и вином,
с Бахусом и Фебом...

Надо исповедь сию
завершить, пожалуй.
Милосердие свое
мне, Господь, пожалуй.
Всемогущий, не отринь
просьбы запоздалой!
Снисходительность яви,
добротой побалуй.

Отпусти грехи, Отец,
блудному сыночку.
Не спеши его казнить -
дай ему отсрочку.
Но прерви его стихов
длинную цепочку,
ведь иначе он никак
не поставит точку.

Третий классик вагантской поэзии, Вальтер Шатильонский, был почти сверстником Архипииты, но намного его пережил, работая при дворе Генриха II Плантагенета, короля Англии и половины Франции. Родом Вальтер был из Лилля, а Шатильонским (местечко между Шампанью и Бургундией) стал потому, что там тоже много жил и работал. Там он создал знаменитую поэму в 10 книгах "Александриада" - шедевр европейского гуманизма XII в. В награду за нее получил место каноника в Амьене, где и провел последние двадцать лет жизни. Громадный успех имели его вагантские стихи, хотя образ его жизни, конечно, для вагантов совсем не типичный. И поскольку он не был ни бедняком, ни бродягой, то и основной его темой стало не попрошайничанье, но обличение нравов.

Если Примаса легче всего представить себе читающим стихи в таверне, Архипииту - при дворе Фридриха, то Вальтера - на проповеднической кафедре. Он - самый литературный из всех вагантов, он обожал пастораль и отлично знал ее классические образцы. Но я приведу здесь фрагмент его обличительных стихов:

Я, недужный средь недужных
И ненужный средь ненужных,
Всем, от вьюжных стран до южных
Глас посланий шлю окружных:
Плачьте, плачьте, верные -
Церкви нашей скверные
Слуги лицемерные
С Господом не дружны!

Кто, прельщенный звоном денег,
Иль диакон, иль священник,
Утопая в приношеньях,
Погрязая в прегрешеньях,
В путь идет заказанный,
Симоном указанный, -
Тот, да будет сказано, -
Гиезит-мошенник <...>

Кто подвержен этой страсти,
Тот не пастырь ни отчасти:
Он не властен и во власти,
Он покорен сладострастью.
Алчная пиявица,
Как жена-красавица,
Папским слугам нравится,
К нашему несчастью <...>

Три поэта - как бы три хронологических и три социальных ступени вагантского творчества. Далее, в XIII в., бродячий клирик постепенно превращается в важного прелата, однако стихи его, если он, конечно, талантлив, становятся достоянием репертуара бродячих певцов.

В общем, ваганты пели об одном и том же, перепевали и перекладывали друг друга. Наиболее знаменитый сборник, представляющий их творчество (около 200 произведений) - это так называемый "Буранский" сборник. Что это такое? Посмотрите на свои общие тетради, где вперемешку записываются задачки по алгебре, химические формулы, наброски сочинений по Достоевскому, английские слова, дружеская переписка на скучных уроках, зарисовочки мордашек хорошеньких соседок и записи для памяти, например: "Завтра сходить в баню", - и вы легко представите себе Буранский сборник и тому подобные старые книги.

Основные особенности вагантской поэзии: латынь, рифма, ритм, иногда двуязычие. Очень часто это изощренные стихи, в которых следует нанизывание длиннейших тирад на одну рифму. По стилю это - смешение библейских текстов и стихов античных поэтов, это пародия, это совмещение благочестивейшего текста и нечестивейшего контекста (или наоборот). В целом же это - поэтика реминисценций. Темы вагантов чаще всего - вино, женщины и песни, ругательство и попрошайничанье. Ну и религия, конечно, весьма, правда, своеобразно поданная.

И еще: ваганты во второй раз в истории породили драматургию. Первый раз она произошла из процессий в честь Диониса, а в этом случае - из церковного богослужения, из литургии, которую ваганты спародировали.

Например, знаменитое "Действо о страстях Господних", представленное в Буранском сборнике, уже включает в себя, помимо литургических диалогов, бытовые и комические эпизоды, те самые, из которых и вышла новая европейская драматургия.

Перепевая римлян, ваганты утеряли весьма существенную вещь - городской быт, которым дышала древняя латынь. Зато поэтически воссоздали быт сельский, и описания природы в их лирике - прямой вклад в общую сокровищницу культуры поэзии средневековья.

Простой, прямой и грубоватый народ, ваганты, в отличие от трубадуров, не склонны к долготерпенью в ожидании благосклонного взгляда Дамы сердца, а легко берут то, что им легко отдается в кабаках и борделях. Что берут, то и поют. Но больше всего любят они поругать мать родную - Церковь, изгнавшую их из своего лона, а заодно и прижимистого крестьянина, вилами гоняющего бродяг от своего дома.

Вот как, например, ваганты пишут о мужиках:

Естественно, бюргер платил ваганту той же монетой.

К концу XIII в. вагантское творчество сходит на нет, и причин тому три:

  1. К концу века рассосался тот избыток грамотных людей под воздействием церковных репрессий; с победой теоретиков стало ясно, что ответов на современные вопросы у классиков не найти; многие ваганты вернулись в лоно церкви, многие погибли в междоусобицах и на виселицах.
  2. Вагантство не выдержало конкуренции со свои духовным соперником - монашеством. В 1209 г. миру явился великий проповедник Франциск из Ассизы, в 1216 г. появился орден доминиканцев, и они вместе с францисканцами - монахи без монастырей - оккупировали большие дороги. Вели они себя значительно порядочнее вагантов, разговаривали не на латыни, а на родных языках, и в итоге массой своей отбили у вагантов паству, а с ней и хлеб.
  3. Не выдержало вагантство конкуренции и со своим светским соперником, трубадурами, труверами, миннезингерами. И причина тому - тоже в языке. Слушатель хотел родной речи.

Бросим все премудрости.
Побоку учение!
Наслаждаться в юности -
Наше назначение.
Только старости пристало
К мудрости влечение.

Ваганты - бродячие клирики, школяры, попрошайки, распутники и бедолаги, недоучившиеся или переучившиеся теологи, от латинского слова: vagantes "бродячие люди". В основном, это, конечно, выходцы именно из клерикальных кругов, но, при этом, не лишённые творческой жилы и, в некотором роде, озорства. Остаётся вполне законный вопрос: откуда на дорогах Европы появляются толпы бродячих певцов? А это результат безответственного отношения к политическим реформам. В XII в. происходят коренные экономические преобразования: появляется класс купцов. Творческая, простите, духовная интеллигенция попросту начинает возмущаться, и вместе с этим появляется достаточно много народу, который получил образование или же не закончил его. В любом случае, и те, и другие не находят себе применения в новом мире и начинают искать себе пропитание в других местах. А именно, на дорогах. Как вы понимаете, профессор, учили в те времена, собственно, немногому. Но! Студент мог рассчитывать на приличное знание истории христианства и латыни. Вот поэтому можно заявить со всей ответственностью, что средневековая поэзия заимствовала свои основы в античности и христианстве. И вот, вы представляете, на этой основе родился особый вид средневековой поэзии - поэзия вагантов. Её можно было разделить на несколько частей или даже тем:

I. Гневное обличение вышестоящих.
II. Чувственная любовь в пику трубадурской любви возвышенной.

Сейчас поясню. Обе эти темы имели, как ни странно, свои корни. При этом, источник обличительной темы - ветхозаветные пророки и крупнейший римский сатирик Ювенал, а источник темы любви - "Песнь песней" и ранний Овидий. Что такое "Песнь песней"? Это церковная аллегория, обозначающая брак Христа с Церковью. Как ни странно, это обстоятельство имело и эротическую подоплёку во времена Средневековья. Стихи Овидия изучались в школе, их любили, им часто подражали. Одним словом, Овидий почитался почти что Богом Поэзии. Вот только поздняя мудрость Овидия никак не вписывалась в широкомасштабные запросы молодости, поэтому в поэзии вагантов он, прежде всего, певец любви, учитель любви. Ну, и как всякий талантливый ученик, вагант стремился перещеголять своего учителя. И ведь перещеголяли:

Но имеем право мы
Быть богоподобными,
Гнаться за забавами
Сладкими, любовными.

Но были и весьма пристойные сюжеты, например, любование прекрасной дамой, подобно трубадурам. Это была средневековая латинская лирика, появившаяся на свет в результате симбиоза христианской и латинской традиций:

О возлюбленной моей
день и ночь мечтаю, -
всем красавицам ее
я предпочитаю.
Лишь о ней одной пишу,
лишь о ней читаю.

Никогда рассудок мой
с ней не расстается;
окрыленный ею дух
к небесам взовьется.
Филологией моя
милая зовется.

На самом деле, конечно, это ещё одна тема для поэзии вагантов - любовь к учению в целом и к своему университету в частности.
Конечно, в итоге такое поведение не могло не возмутить церковь. В частности, пропагандировалось что-то типа:

"Вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость..."
(Исидоровский устав)

На помощь приходит очередной виток истории. В XII в. уже требуются образованные люди и притом в большом количестве: расцветает торговля, ремесла, загрубелые феодалы начинают чувствовать вкус к изящному быту и "вежественному" обхождению. А посему появляются новые сословия - рыцарское и бюргерское. В итоге создаются новые школы, университеты, по которым путешествуют ваганты. Примерно это выглядело так: в одном изучалась юриспруденция, в другом - философия, в третьем - медицина. Так чего бы не поучиться. При этом, новоиспечённые профессора, такие как Пьер Абеляр, покинувший Нотр-Дам де Пари, с удовольствием читали лекции в самом Париже и в его округе, собирая при этом толпы учеников.
Итак, ваганты у нас были откровенно бесшабашным народом, неприспособленным для оседлого труда. Видимо, при них было слишком много знаний о том, как избегать физического труда. И если поначалу они казались церкви невежественными идиотами, то уже к началу XIII века пошли в ход карательные меры. Церковь обрушила на вагантов сокрушительные удары: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И ведь было за что, между прочим. Дело в том, что ваганты сами себя называли "голиардами". Это двусмысленное словцо расшифровывается как gula - от романского "глотка" (guliart - обжора) да плюс от библейского Голиафа, того, что убит был Давидом. А имя Голиафа в средние века было ходовым ругательством, бой же Давида с Голиафом трактовался как противоборство Христа с сатаною, посему выражение "голиафовы дети" означает "чертовы слуги". В пределах Англии гулял даже расхожий миф о происхождении вагантов, вернее даже об их прародителе, гуляке и стихотворце Голиафе, который "съедал за одну ночь больше, чем св. Мартин за всю жизнь".
Казалось бы, вагантов гуляло по Европе столько, что они уже могли бы с лёгкостью создать свой Орден. Создать не удалось, но устав был написан. Кстати, вот его фрагмент:

"Эй, - раздался светлый зов,-
началось веселье!
Поп, забудь про часослов!
Прочь, монах, из кельи!"
Сам профессор, как школяр,
выбежал из класса,
ощутив священный жар
сладостного часа.

Будет ныне учрежден
наш союз вагантов
для людей любых племен,
званий и талантов.
Все - храбрец ты или трус,
олух или гений -
принимаются в союз
без ограничений.

Вот такая она, священная поэзия средневековья и, в частности, вагантов - многочисленных студентов, чья жизнь, определённо, была полна романтики.
Надо заметить, что поэзия трубадуров и поэзия вагантов отличались значительно. Вторая, хоть и писалась на латыни, но считалась откровенно плебейской. О времена, о нравы! Надо признать к тому же, что если имена трубадуров были известны практически все, то с вагантами дело обстояло куда интереснее, вернее, я бы даже сказала, неизвестнее. Но некоторые имена из этой разношёрстной толпы всё же уцелели, вот они:

Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен - Тугон, по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский (1093 г. - 1160 г.)

Далее, если обратиться к "Декамерону" Боккаччо, то можно заметить упоминание о бродячем певце "Примассо". О нём же повествует и Хроника Ришара из Пуатье. Стихи Примаса весьма и весьма автобиографичны. Он, как человек честный, изображал свою любовницу не лучезарной красоткой, как все, а, собственно, тем, кем она и являлась - городской блудницей. Вот примерно в таком ключе поэт излагал свои повседневные мысли:

Был я молод, был я знатен,
Был я девушкам приятен,
Был силен, что твой Ахилл,
А теперь я стар и хил.
Был богатым, стал я нищим,
Стал весь мир моим жилищем,
Горбясь, по миру брожу,
Весь от холода дрожу.
Хворь в дугу меня согнула,
Смерть мне в очи заглянула.
Плащ изодран. Голод лют.
Ни черта не подают.
Люди волки, люди звери...
Я, возросший на Гомере,
Я, былой избранник муз,
Волочу проклятья груз.
Зренье чахнет, дух мой слабнет,
Тело немощное зябнет,
Еле теплится душа,
А в кармане - не шиша!
До чего ж мне, братцы, худо!
Скоро я уйду отсюда
И покину здешний мир,
Что столь злобен, глуп и сир.

Очередной вагантский поэт поэтов - Ахипиита Кельнский (примерно 1135-1165гг). Замечательной души человек, несмотря на то, что откровенный попрошайка. Это чёртово отродье умело загнуть свою рифму так, что не подать ему было просто несусветным грехом. Но самое интересное, что в отличие от других вагантов, это был фактически светский человек. Имеются даже упоминания о том, что он состоял при дворе императора Фридриха Барбароссы. Его перу принадлежит самое популярное в Европе вагантское стихотворение:

С чувством жгучего стыда
Я, чей грех безмерен,
Покаяние свое
Огласить намерен.
Был я молод, был я глуп,
Был я легковерен,
В наслаждениях мирских
Часто неумерен.
Человеку нужен дом,
Словно камень прочный,
А меня судьба несла,
Что ручей проточный,
Влек меня бродяжий дух,
Вольный дух порочный,
Гнал, как гонит ураган
Листик одиночный <...>

Как мы видим, стиль написания лёгкий и непринуждённый, несмотря на то, что, по всей видимости, вагантам приходилось весьма туго. Но, не будем отвлекаться и перейдём к следующему поэту. Вальтер Шатильонский, был почти сверстником Архипииты. Правда, ему повезло немного больше, в смысле прожил он больше, работая при дворе Генриха II Плантагенета, короля Англии и половины Франции. Несмотря на то, что родом Вальтер был из Лилля, он так самозабвенно предавался работе в Шатильоне, что заслужил соответствующее прозвище. Именно там он создал поэму в 10-ти книгах "Александриада" - шедевр европейского гуманизма XII в. Ну и тем самым выбил себе место каноника в Амьене. Нетипичный для ваганта образ жизни, тем не менее, не повлиял на его стихи, кои имели оглушительный успех. И, раз уж он не попрошайничал и не бродяжничал, как прочие, то основной темой его стихов стало обличение нравов. А ещё для нашего проповедника не чужда была Пастораль, но не её я приведу в качестве примера.

Я, недужный средь недужных
И ненужный средь ненужных,
Всем, от вьюжных стран до южных,
Глас посланий шлю окружных:
Плачьте, плачьте, верные -
Церкви нашей скверные
Слуги лицемерные,
С Господом не дружны!
Кто, прельщенный звоном денег,
Иль диакон, иль священник,
Утопая в приношеньях,
Погрязая в прегрешеньях,
В путь идет заказанный,
Симоном указанный,
- Тот, да будет сказано,
- Гиезит-мошенник <...>

Как его продержали с такими мыслями на проповедческой должности, остаётся только догадываться.
Итак, представленные выше поэты являют собой не только три хронологические ступени, но ещё и три разные социальные группы. В XIII в. бродячий клирик, несмотря ни на что, постепенно превращается в важного прелата, однако стихи его, если он, конечно, талантлив, становятся достоянием репертуара бродячих певцов.
Таким образом, зачастую, произведения переходили из уст в уста, но в итоге практически все перекочевали в один большой сборник из 200 песен. Это так называемый "Буранский" сборник. Что в нём такого интересного? Если вы хоть раз наблюдали последнюю страничку тетради и то, что там нарисовано/написано/процитировано и прочее и прочее, перемешаете это с конспектами по различным предметам, скажем, пусть это будет философия, добавим парочку химических формул и отрывок из сочинения по Булгакову, то вместе это будет как раз вот такой вот средневековый сборник.
И, наконец, то, чего от меня так долго ждали.
Основные особенности вагантской поэзии: латынь, рифма, ритм, иногда двуязычие.
Крайне часто это нанизывание строк и длиннейших тирад на одну рифму. По стилю это полное смешение библейских текстов и античных стихов. А говоря простыми словами, это откровенная пародия - совмещение благочестивейшего текста и нечестивейшего контекста (или наоборот).
Основные темы, поднимаемые вагантами: вино, женщины и песни, ругательство и попрошайничанье, своеобразно поданная религия. И, наверное, стоит сказать, что ваганты во второй раз в истории обратились к драматургии. Первый раз она произошла из процессий в честь Диониса. В случае с вагантами это произошло из церковного богослужения, из литургии, которую они наглым и бессовестным образом спародировали.

Simoren / На предмет "Магическая литература"

Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения Глаголева Екатерина Владимировна

Ваганты

Студенческое стихотворчество. - Тропы. - Голиарды. - Сатирические пьесы. - «Суписты». - Carmina Burana. - Gaudeamus. - «Тунос»

Если уроки танцев или игры в мяч приходилось брать дополнительно, то пению учили в школе, причем основательно. Разумеется, это было церковное пение, но проказливые студенты быстро начали добавлять к гимнам куплеты собственного сочинения. В своих латинских виршах они использовали более естественную просодию (строение стиха), основанную на силовом ударении, освободив, таким образом, латынь от оков греческого ритма. Сначала эти куплеты по-прежнему исполняли на мотив григорианских песнопений, но впоследствии, воодушевленные успехом, «авторы-исполнители» стали менять не только слова, но и музыку. Так родился новый стиль, подвижный и едкий. Стихи были короткие, построенные на ассонансах, в них вплетались междометия и звукоподражания; такие произведения называли тропами.

Первые дошедшие до нас тропы относятся к XI веку. Студенты творили на латыни; им было трудно отойти от этого языка, который они слышали с утра до вечера и на котором были вынуждены общаться даже между собой, потому что иначе с трудом понимали бы друг друга: Европа являла собой лоскутное одеяло из королевств, княжеств, маркграфств, национальных областей, жители которых говорили на своих диалектах. Впрочем, окситанский язык, имевший распространение на юге Франции, был тогда более упорядоченным, чем северофранцузский лангдойль, поэтому одни из первых тропов были написаны на нем.

Гуго Орлеанский (около 1093–1160), писавший на латыни, был одним из самых известных поэтов своего времени, ему даже приписывали произведения других авторов. Поучившись в Орлеане, он стал учителем грамматики и бродил из города в город - Ле-Ман, Тур, Реймс, Бове, Санс, Париж, - предаваясь игре, пьянству и сочиняя острые сатиры. Сам себя он называл «архипоэтом».

Ему на смену пришел Филипп Готье из Шатильона (1135–1201), известный также как Готье из Роншена или Готье из Лилля: уже по прозвищам видно, что и он немало побродил по свету. На латыни он именовался Филиппус Галтерус, а в Англии был известен как Уолтер де Шатильон. Сочиненная им «Александрида» - длинная героическая поэма по мотивам исторических трудов Квинта Курция - была написана гекзаметром и посвящена архиепископу Реймса. Правда, в ней упоминаются события, связанные со Страстями Христовыми, словно они происходили в эпоху Александра Великого. Позднее Якоб ван Маарлант перевел эту поэму на голландский язык, а Ульрих фон Эшенбах - на немецкий в 1285 году.

Одним из первых произведений испанской литературы считается поэма неизвестного автора «Причина любви и спор между водой и вином, или Апрельская сиеста», относящаяся к началу XIII века. Главный герой, от лица которого ведется рассказ, - любвеобильный студент, побывавший в Германии, Франции и довольно долго живший в Ломбардии. Он влюбляется в девушку и пробуждает в ней ответное чувство - сначала заочно, посредством писем, из которых она понимает, что «он школяр, а не рыцарь, хорошо слагает стихи, читает и поет». В конце поэмы студенту является голубка, которая проливает воду из одного стакана в вино, налитое в другой, чем вызывает спор между двумя жидкостями. Казалось бы, какая связь между двумя этими частями? Самая прямая: спор между водой и вином - это спор между клириками (студентами) и рыцарями (военными), в том числе и за любовь прекрасных дам.

Песни, которые распевали школяры, быстро приняли фривольный, а порой и сатирический характер. Их авторы объединялись в ватаги бродячих учителей, «вечных студентов» и попов-расстриг - вагантов (от лат. clerici vagantes - странствующие клирики), и никакими распоряжениями епископов нельзя было заставить их замолчать.

К середине XV века мир школяров состоял из «стрижей» (студентов, не связанных ничем, кроме обязательств по отношению к учителю, а следовательно, совершенно безнадзорных); пансионеров, платящих за «педагогики» (когда учитель содержал на полном пансионе учеников, доверенных ему родителями); студентов, живших в коллегиях. Различные беспорядки, связанные с войнами, эпидемиями и прочими бедствиями, вынудили множество школяров забросить учебу, жить мелким воровством и бродяжничать. Эти ватаги, как писал один испанский автор начала XVII века, были «сборищем бродяг, радостью девиц, грозой трактирщиков, бичом хозяек и проклятием отцов». Но в конце Средневековья студенты уже не могли быть слишком вольными, им полагалось состоять в общине, прикрепиться к какой-либо коллегии, соблюдать дисциплину. С бродячими студентами обращались сурово, как с нищими.

Если клирик был уличен в бродяжничестве, ему обривали голову, чтобы уничтожить следы тонзуры, и лишали всех привилегий. Однако студенты из мирян, бросившие университет, таким унизительным мерам не подвергались. Но из городов их гнали, поэтому шумные компании бродили по полям и лесам, совершая набеги на поселки во Франции, Англии, Италии и Германии, где Лютер клеймил их за грубость и невежество. Непокорные, неукротимые, невоздержанные на язык и не признающие никаких моральных запретов, они становились бродячими певцами и комедиантами.

Однако в церковных документах XII–XIII веков не упоминается ни о каком епископе Голиасе, да и само это имя - лишь средневековый вариант библейского Голиафа. При этом пьесы, приписываемые «ученикам Голиаса» или ему самому, выдержаны в едином стиле и имеют общие черты; песни же были явно написаны человеком ученым, причем получившим образование в Париже. И те и другие направлены против Святого престола и Церкви и носят антипапистский характер. Между тем в начале XII века Парижский университет стал местом ожесточенных споров между Пьером Абеляром и святым Бернардом, «человеком папы». Последний сообщал о своем противнике в одном из писем папе Иннокентию II: «Вот выступает новый Голиаф со своим оруженосцем Арно из Брешии». Мы уже знаем, что Абеляр обладал талантом композитора и «автора слов» (его любовные песни, посвященные Элоизе, утрачены, но некоторые написанные им гимны сохранились до наших дней). Впоследствии память об Абеляре стерлась, зато слово «голиард» осталось, и голиардам придумали наставника - некоего «епископа Голиаса». Вот только его «духовные сыновья» были уже не дерзкими фрондерами, посягнувшими на авторитет папы, а просто бродягами, шутами, зарабатывавшими на кусок хлеба тем, что развлекали посетителей кабаков сальными историями, незаконно совершали церковные обряды или обучали желающих грамоте. Впрочем, в 1229 году голиарды принимали активное участие в волнениях, вспыхнувших в Парижском университете из-за происков ректора собора Парижской Богоматери и папского легата.

Голиарды пародировали церковные ритуалы, сводя их к какому-то шутовству. Например, в Сен-Реми они как-то отправились к мессе друг за другом, причем каждый волочил по земле селедку на веревочке, и нужно было наступить на селедку впереди идущего, не позволив при этом наступить на свою собственную. «Священники и клирики… пляшут на клиросе, нарядившись женщинами… и распевают непотребные песни, - говорится в одном донесении, составленном Парижским университетом. - Они едят кровяную колбасу прямо в алтаре, во время мессы. Играют в кости на алтаре. Кадят вонючим дымом от подошв старых башмаков. Бегают и скачут по всей церкви, не краснея от стыда. Наконец, возят по городу старые повозки и тележки-балаганы и вызывают взрывы хохота своих приспешников и прохожих на нечестивых представлениях, полных бесстыдных жестов и грубых, богопротивных слов».

Для своих светских сатирических пьес голиарды выбирали религиозные сюжеты, перевирая тексты католической литургии. Термины схоластической философии также часто использовались в их стихах - то ли из желания высмеять ее, то ли потому, что эти слова уже навязли в зубах и от них не так-то легко было отделаться.

В 1227 году Трирский собор наложил запрет на участие голиардов в богослужениях, а в 1300-м Кёльнский собор запретил им проповедовать и торговать индульгенциями; кроме того, их полностью лишили привилегий духовенства. К концу XIII века во Франции голиардов практически не осталось, но в Германии они просуществовали до конца XV столетия. Благочестивый немецкий поэт Гуго фон Тримберг (1240–1313) особую главу своей дидактической и бытописательной поэмы «Гонщик» («Der Renner») посвятил «разбойникам» и прочим «вагантам», а в Англии о них неодобрительно отзывался «отец английской поэзии» Джеффри Чосер (1343–1400).

В начале XIV века в Саламанке бедные, но музыкально одаренные студенты образовывали свои «группы» и зарабатывали серенадами себе на похлебку, поэтому их называли «супистами» («sopistas») - от слова «суп» («sopa»). Их инструментами были упоминающиеся в «Книге о доброй любви» Хуана Руиса (около 1283 - около 1350) бандуррия, лютня, гитара и тамбурин, а репертуар состоял из народных песен.

В более позднее время распространились представления, будто ваганты или голиарды (существует и множество других названий) составляли некое закрытое общество, братство с ответвлениями в разных странах. Это не более чем миф, хотя, разумеется, нет дыма без огня.

В XIII веке в Баварии получило известность «братство» «Benedikt beuern», члены которого сочиняли сатиры против Римской курии и скабрезные песни на латыни, немецком и французском языках, впоследствии (1225–1250) объединенные в сборник «Кармина Бурана» («Carmina Burana»), В общей сложности он состоит из 315 песен: «Carmina ecclesiastica» (религиозные песни), «Carmina moralia et satirica» (песни на темы морали и сатирические), «Carmina amatoria» (любовные песни), «Carmina potoria» (застольные песни), «Ludi» (забавы) и пр. Музыка к ним была записана невмами.

По счастью, не все авторы песен, вошедших в этот сборник, остались неизвестными, ведь среди них были выдающиеся люди. Например, Пьер из Блуа (около 1135 - около 1203), изучавший право и богословие в парижской соборной школе и именно в период ученичества создавший несколько текстов на латыни, включенных в «Кармина Бурана». В 1167 году он стал наставником короля Сицилии Вильгельма II Доброго (1166–1189), чье царствование осталось в памяти сицилийцев как «золотой век». Примерно в 1173 году Пьер перебрался в Англию и поступил в секретари к королю Генриху II и канцлеру Томасу Бекету. Около 1182 года он был назначен архидьяконом в Бат, где провел 26 лет, а впоследствии служил вдове Генриха Алиенор (Элеоноре) Аквитанской.

Около восьмидесяти песен, вошедших во все разделы «Кармина Бурана», сочинены французом, оставшимся в истории под именем Филипп Канцлер (1165–1236). Как видно из его прозвища, он был ректором собора Парижской Богоматери и канцлером университета, заведуя религиозной стороной обучения. Первое время он боролся с независимостью магистров и школяров от духовенства, но после университетской забастовки 1229 года принял сторону студентов. Филипп был человек большой учености: эллинист, арабист, философ, он писал стихи на латыни и на французском и сам сочинял к ним музыку.

А в конце того же столетия появилась песня, с некоторыми изменениями дошедшая до наших дней и известная теперь практически каждому. Она была основана на латинской рукописи болонского епископа Страды 1287 года, но пели ее в ритме сарабанды. Со временем эта песня обросла новыми куплетами и к ней, наконец, добавились слова, которые сейчас узнает любой человек, даже не знакомый с латынью: «Gaudeamus Igitur» («Возрадуемся»). Но современную торжественную мелодию на эти слова написал в 1717 году Иоганн Кристиан Грюнхаус.

В рукописном песеннике, составленном между 1723 и 1750 годами и хранящемся в библиотеке Марбурга, содержится вторая по старшинству латинская версия «Гаудеамуса», также сильно отличающаяся от нынешней. Автор же современного варианта известен абсолютно точно: Христиан Вильгельм Киндлебен, немецкий богослов (1748–1785), опубликовавший в 1781 году в Галле сборник «Студенческие песни» («Studentenlieder»), куда вошел и «Гаудеамус», снабженный немецким переводом. Киндлебен сам признался, что значительно переработал исходный латинский текст, однако именно его вариант превратился в настоящий студенческий гимн.

Колесо фортуны. Миниатюра рукописного сборника поэзии голиардов «Кармина Бурана». Начало XIII в.

В XVII веке «супистов» стали называть «тунос». Считается, что это название восходит к прозвищу «король Туниса», которое получал главарь нищих со «Двора чудес» в Париже, красочно описанного Виктором Гюго в «Соборе Парижской Богоматери». В среде испанских и португальских студентов стало особым шиком одеваться по моде «тунос»: куртка в обтяжку поверх белой рубашки с широким воротом, широкие пышные штаны, доходящие до середины икр, чулки и башмаки или сапоги, длинный плащ, украшенный лентами - знаками амурных побед (лента, подаренная девушкой, считалась залогом любви). Но главный признак «туно» - яркая широкая лента «бека» («beca»), которую носят на груди. Ее выдают лишь тому, кого приняли в Общество, на ней вышит герб университета, а ее цвет соответствует факультету.

В отличие от испанцев, португальцы одевались более скромно: черные штаны, куртка, плащ и башмаки, белая рубашка. Только в Альгарве предпочитали синий цвет - в память о Генрихе Мореплавателе.

«Тунос» носили треуголки; за отворот каждой была заложена деревянная ложка: будет чем хлебать суп во время странствий, ведь наследники вагантов просто обязаны путешествовать.

Романтизированный образ такого школяра - перекати-поле - можно увидеть на рисунках художников более поздних эпох, например Гюстава Доре (1832–1883): вот он идет вместе с погонщиками мулов по большой дороге, в черном плаще, дырявом и латаном, но держится молодцевато, виртуозно играет на гитаре и баскском барабане, поет серенады под балконами - пылкий, бедный и голодный. Начиная с XIX века общества «тунос» регулярно проводят свои фестивали в разных странах Европы.

Ныне в вагантах видят некий далекий идеал, архетип средневекового студента. В Италии в 2002 году существовало около восьмидесяти студенческих ассоциаций под именем «Голиардия», похожих по своей структуре на рыцарский орден, хотя вместо владения мечом в них ценится искусство диалектики. Некоторые из членов этого общества впоследствии перебрались в США, основав там в 2010 году первый Голиардический орден.