- По нашим наблюдениям, очень многие из людей, помышляющих о суициде или находящихся в депрессии, испытывают чувство страха. И хотя они думают, что они такие смелые и не боятся смерти, на самом деле они боятся, боятся жить. В чем самая общая причина всех этих страхов?

В экзистенциальной психологии считается, что есть изначально некие базовые чувства в человеке, и одно из таких базовых чувств - страх смерти. Всем людям страх смерти присущ, но только одни люди с ним как бы поработали и приняли неизбежность смерти, а другие каким-то образом от себя этот вопрос отодвинули. Тем более, что вся современная культура способствует тому, чтобы не думать о том, что есть смерть, что есть какое-то другое состояние человека, что есть ситуации болезни, одиночества, тяготы…

Очень часто страх смерти не осознается нами. Он может проявляться в самых разных вещах. Например, в том, что человеку страшно переходить дорогу или в клаустрофобии или в боязни ездить в метро или в лифте. Некоторые люди готовы на одиннадцатый этаж бегать по лесенке, для них совершенно невозможно зайти в лифт, в какое-нибудь замкнутое пространство. В глубине страха у всех лежит страх смерти.

Как говорил Сенека: «Для того чтобы научиться хорошо жить, нужно научиться хорошо умирать». Страшно жить тому, кому страшно умирать. Только когда страх смерти у человека уходит тем или иным способом, тогда ему становится не страшно жить.

Как мне говорит один пациент, с которым я работаю сейчас: "Я не чувствую никакой полноты жизни, мне жутко скучно жить, а умирать очень страшно".

Т.е. и жизнь он не чувствует, ему страшно сделать любой шаг в жизни и в то же время очень страшно думать про смерть.

Поэтому если вы хотите уйти из жизни, потому что вам страшно жить, на самом деле, вам страшно умирать.

- Но они наоборот считают, что умирать не страшно.

Это та ошибка, которую они, к сожалению, поймут в тот момент, когда уже будет поздно.

Людям, которые идут на самоубийство, может казаться, что они такие смелые, а на самом деле они трусы вдвойне, потому что они бояться не только смерти, они бояться еще и жизни. Им кажется, что они делают самостоятельный шаг, но на самом деле это шаг, к которому их подвигают обстоятельства.

Потому что когда человек действует под влиянием эмоций, это несвободный человек. Свободным человек становится только тогда, когда он делает сознательный, не вынужденный выбор. Одна из иллюзий, которая у них может быть, что я свободен, поэтому я возьму и сделаю. Так он не свободен. Он это делает, потому что ему страшно.

- Значит, получается, чтобы выйти из этого тягостного состояния, нужно преодолеть страх смерти?

- За счет чего его можно преодолеть? Ведь смерть, по идее, действительно должна быть страшной для человека.

Умирать становится страшно по мере того как критерием качества жизни становится удовольствие. Соответственно, тем больше удовольствия, чем ты моложе и здоровее. Старость вообще стали отдалять. Сейчас показывают тетенек, которые в 50 лет выглядят, как девушки и считают, что это очень большое достижение нашей современной жизни. Это тоже проявления общекультурного уровня страха смерти: людям страшно становиться старыми, потому что это приближает их к смерти, а смерть это так ужасно.

На самом деле нет ничего ужасного, это все замечательно, бывает прекрасная старость и прекрасная смерть. Можно вспомнить Анну Ахматову, какой она была замечательной старухой. Есть люди, которые дают нам пример того, какими можно быть в старости. Да, не молодыми, не прыгать через прыгалку, а что через нее прыгать-то всю жизнь? Есть и другие радости, которые ты начинаешь ценить, когда становишься к этому способен…

Преодоление страха смерти, начинается, наверное, с того, что человеку нужно на минутку остановиться, и обо всем этом подумать.

Есть очень интересные книги о культуре смерти. Оказывается, в то время, когда культура смерти не была вынесена из нашей культуры жизни, людям было не страшно умирать. Они понимали, что смерть - это такой этап жизни, через который всем нужно пройти, а после него начинается другая жизнь. Чего тут страшного-то? Не страшно же перейти из комнаты в кухню? Не страшно же выйти из дома на улицу? Здесь страх в том, что мы не совсем знаем, что нас ждет там, но мы знаем, что что-то там есть и что жизнь не кончается.

Только агностицизм и принцип удовольствия, которые заполонили СМИ, они и вызвали такой вот массовый страх смерти, который в свою очередь вызывает страх жизни. И замену полноты жизни какими-то суррогатами, виртуальной жизнью, которой очень многие живут.

- Получается, что нужно принять неизбежность старости и смерти. Неизбежность и нормальность, естественность этих вещей?

Принять нужно не только старость и смерть. Вообще самая важная задача для человека - это принять всю свою жизнь такой, какая она есть. Какой он родился, блондин или брюнет, курносый или с горбатым носом, толстый или тонкий. И что родился он не в английской королевской семье, а в семье врачей в городе Ижевске. И так далее. Вот как только человек примет все то, что с ним происходит, и все то, что происходит вокруг, ему не нужно будет от этой жизни бежать. Он примет все то, что должно с ним произойти.

Но задача очень трудная, люди разучились это принимать, они готовы бежать в виртуальные миры. Чем опасен виртуальный мир? Он опасен именно тем, что человек не хочет жить в реальности, он боится этой реальности, ему о ней страшно думать, он убегает в виртуальный мир и там живет. И там кажется себе героем, всячески убивает, стреляет…

- Причем все эти герои бессмертны…

Конечно, в виртуальном мире все абсолютно бессмертно и всегда можно вернуться назад.

На самом деле, никакая виртуальная жизнь не сравнится с реальной. Реальная жизнь настолько радостна и прекрасна, и смерть такая хорошая на самом деле - когда человек хорошо живет.

Вот есть очень интересный, замечательный человек, Фредерика де Граф, она уже много лет работает в хосписах с умирающими людьми. Мы с ней много говорили о том, как люди по-разному умирают. Какая бывает хорошая смерть, какая бывает плохая смерть. Хорошо умирают люди, которые исполнили полноту жизни, у которых нет чувства вины.

У онкологических больных на последней стадии очень сильные боли. И оказывается, боль не купируется (не снимается обезболивающими) у людей, которые категорически отрицают свою смерть, которые не хотят умирать. И наоборот - почти нет болей или очень легко купируется боль у человека, который принял свою смерть и принял свою жизнь.

Более того, известны верующие люди, которые умирали вообще без боли при страшных формах рака. Например, был такой замечательный кавказский подвижник отец Паисий, несколько лет назад он умер. У него заболела голова, болит день, другой, третий, он спустился с гор в Сухуми к своим чадам, пожаловался, что у него болит голова, сделали ему обследование, а у него рак мозга и метастазы кругом. А жалобы всего лишь - голова болит, плохо спит. Десять дней он после этого прожил, болей не было.

Т.е. для человека, принимающего свою жизнь и не страшащегося смерти, для него и смерть оказывается легкой и хорошей.

- Святые говорят, что страх смерти есть признак нераскаянных согрешений. Значит, одной только веры недостаточно, чтобы преодолеть страх смерти?

Вера разная бывает, и она по-разному подтверждается делами. Главный критерий правильных дел - принятие себя, принятие своей жизни, принятие всего того, что с нами случается. Это не просто вера в Бога, а доверие Богу. Доверие тому, что все то, что с тобой делается, делается тебе во благо.

Есть чудесное изречение старца Силуана, это афонский подвижник 20 века, простой русский человек, принявший в молодости монашество на Афоне и сейчас прославленный как святой. Не дословно, но такой смысл - «Как хорошо живет царский сын, ему, ни о чем не нужно заботиться, у него отец - царь, он живет царских хоромах, к его удовольствию все, что он пожелает, все тут, же совершается. Вот если бы человек доверял Господу, он бы тоже чувствовал себя сыном царя. А мы чувствуем себя пасынками».

Если у человека это есть, а он в церковь не ходит, значит, он просто еще не осознал себя. Он доверяет тому, что с ним происходит. Кому он доверяет-то? Отцу! Поэтому, как показывает мой опыт, люди, у которых есть вот это чувство абсолютного принятия себя и других, они обязательно рано или поздно приходят в храм.

- Если мы говорим о приходе человека в церковь, как о важном шаге для преодоления страха, то что вы скажете о такой вещи, которая в церкви считается даже желательной, как страх Божий?

Страх Божий - это необыкновенно радостная вещь. Если рассматривать Господа как того, кто хочет нас все время наказывать и требует от нас каких-то совершенно непосильных деяний, то, конечно, и в церковь-то ходить не хочется. И не нужно идти туда, если ты так думаешь, потому что ничего хорошего там не будет. Ведь Господь же это, наоборот, Любовь всецелая. Он только и смотрит, что бы нам сделать хорошее. Если бы у нас было духовное зрение, мы бы видели, сколько раз в день Господь нас буквально на руках от чего-то спасает, от чего-то избавляет, от чего-то прикрывает.

У меня был случай в жизни с очень близким мне человеком. Когда на колокольне Ивана Великого (в Московском Кремле) только начали звонить, его позвали туда звонари, это было в 1990-х годах. Он благословился и пошел, хоть и звонить не умел. И там наверху самый большой колокол ему руку языком раздавил. Конечно, было задействовано ЦИТО, протезирование, потому что кости были не то что переломаны, а размозжены. Было плохо, больно, трудно. Два месяца он лечился, роптал - «Я такой хороший, я причащаюсь, делаю благие дела, за что мне Господь такое сделал!»

А когда он вышел из больницы, стало совершенно понятно, что ни за что это ему Господь не сделал. Господь спрятал его в эту больницу, заставил его пройти какие-то моменты познания и уберег от очень страшных вещей, которые проходили в его окружении и на его работе. Тем самым Он сохранил ему жизнь, сохранил ему разум, сохранил ему, в общем-то все. И дал ему еще знакомство с огромным количеством хороших людей.

Что такое страх Божий? Все мы знаем, что такое любить маму или ребенка, или мужчину, или женщину. Ты хочешь доставить ему радость, удовольствие, и от него ты знаешь, что он тебя любит, даст тебе «конфетку». Так вот страх Божий - это страх огорчить любимого.

- То есть этот страх, он в другом смысле страх и он не делает человека трусливым?

Он делает его мужественным, потому что человек чувствует за собой необыкновенную силу. И он чувствует себя наконец-то свободным.

Сейчас так мало свободных людей, людям часто приходится делать то, что их вынуждают другие. Это связано с комплексом вины, который в очень многих из нас есть. Хоть в маленькой степени, но есть. Когда человек не может сказать «нет», он говорит, что сделает что-либо, на самом деле не желая этого. Когда у человека появляется чувство силы, сознание, что за тобой стоит твой Отец, а твой Отец такой могучий, все меняется…

У меня лично всегда была мечта иметь старшего брата. У меня был младший брат, которого нужно было защищать и заботиться о нем. А я мечтала о старшем брате, о защитнике, который всем даст, вмажет и скажет - «не трогайте Ленку, а то я вам сейчас всем покажу». И вот когда в далекие времена я обрела не просто старшего брата, а Отца, который Ленку защищает абсолютно от всех и всем, кому надо, «вмазывает»… это такая радость и счастье, что, конечно, есть страх Его огорчить. Он же огорчится, если я буду делать что-то гадкое…

- Что ждет того человека, для которого это все пока теория, когда он действительно избавится от страха смерти и, может быть, в какой-то степени, приобретет страх Божий? Что произойдет со всеми этими опасностями, которые видятся ему в жизни?

Вы знаете, это точно так же, что и человеком, которого, как хилого и слабого мальчика, привели в тренировочный зал, для того чтобы он обрел хорошую форму. Показывают ему штангу и говорят, что он будет ее поднимать. Мальчик не верит этому - «Никогда я не смогу это сделать». Конечно, не сможет в первый раз, когда он ее только увидел. Но когда потренируется, сможет.

Трудно описать, что с человеком происходит. Просто очень многие вещи отпадают, даже удивляешься, что они у тебя были. Как такое могло быть, этого вообще не могло быть! Это внутреннее преобразование, при котором человек становится другим. У него начинается другая жизнь. Но не сразу…

А иногда бывает и сразу. Видела случай, когда это произошло сразу. Мы поехали на Синай группой и жили там 10 дней. Группа была из прихожан, людей верующих, и еще батюшка взял с собой своих друзей, мужа с женой - банкиров. Я с недоумением спросила: «Чего они там будут делать, они же ничего не понимают, им бы только деньги считать», ну и так далее. Батюшка мне сказал: «Молчи! Я, может, эту поездку специально для них и затеял».

Поднялись мы в итоге на гору Синай. Если вы там были, то знаете, что там поднимаются цепочкой, каждый в своем темпе - по силам. Я шла как раз рядом с Ириной - женой банкира, мы с ней очень весело разговаривали совершенно на светские темы, как вокруг красиво, какие горы, какая природа и так далее. Когда мы поднялись, я от нее на какой-то момент отвлеклась, занялась своими внутренними переживаниями.

И вдруг я слышу невероятное рыдание. Смотрю, Ирина села на вершине Синая, прислонилась спиной к полуразрушенному храму… и три часа совершенно невозможно рыдала. Рядом с ней стоял ее муж-банкир, переминался с ноги на ногу и утирал слезы ей и себе. Я подлетела к ней: «Ириш, ты что?» Когда она смогла заговорить, она, рыдая, сказала - «Лена, как же я жила раньше? Почему мы так жили раньше?!»

Мы были все так потрясены этим. Это не просто был какой-то сиюминутный эмоциональный взрыв. Все! Они абсолютно поменяли свою жизнь. Они вернулись с Синая совершенно другими людьми.

Т.е. иногда это бывает в один момент, а чаще это происходит постепенно, что ты не замечаешь, как ты вошел хилым ребенком, а стал очень сильным спортсменом. Но главное, что это произошло, что ты изменился внутренне. Ты изменился, тебе стало в радость все то, что происходит с тобой. Тебе пересталось хотеть худеть, толстеть, наращивать волосы, вставлять линзы или еще делать массу вещей. Ты принял свою жизнь такой, какая она есть.

 ( Победишь.ру 63 голоса : 4.3 из 5 )

Предыдущая беседа

Умирать было очень страшно. Ноги стали тяжелыми и холодными, тело повсюду ломило, а щеки налились красным и горели. Сердце глубоко и сухо тянуло где-то под ребрами, а голову будто бы накачивали и накачивали насосом изнутри. Каждый шаг, каждое движение, каждый вдох и выдох казались последними. Вернее, не так. Я был абсолютно уверен в том, что вот они - последние секунды жизни, что сейчас все закончится. Вдруг в голове что-то щелкнуло или булькнуло, или стукнуло, и в глазах потемнело.

Сорок минут ожидания, и врачи «Скорой» под руки вывели меня на улицу. Свежий воздух ударил в лицо. На долю секунды показалось, что стало легче, но лишь на долю секунды. Через миг обманчивое чувство пропало. Вся боль вернулась снова. Сердце, голова, руки, ноги. И животный, всепроникающий страх.

Каждый шаг - миллиметр. Смотрю на ноги и не понимаю, почему поднять ступню даже на высоту спичечного коробка от земли – титанический труд, очень напоминаю себе старого деда. С трудом поднимаю голову обратно. Тяжело вдохнуть полной грудью. Вы знаете, каково это, когда ты не можешь вдохнуть воздух даже на половину, даже на четверть от обычного вдоха?

Губы как-то сами сворачиваются в трубочку, жадно, очень жадно всасывая воздух мелкими-мелкими глотками, как из стакана холодную газировку. Еще минута, и над головой взвывает сирена реанимобиля. Врачи укладывают меня, и мы едем. Они - в больницу, а я - умирать.

Умирать было очень страшно.

По дороге в больницу я отправил только одну смску. Не маме, не папе, не сестре. Я написал своему доктору, у которого тогда лечился: «Вот так, Александр Геннадиевич, у меня 220 на 140, еду на «Скорой» в 31 ГКБ». Когда я умирал, я не думал о семье или о том, что останется после меня. Я пытался выжить и надеялся, что отправив смс своему доктору, получу от него совет, как спасти свою жизнь, и, ухватившись за него, выживу.

Я был абсолютно уверен в том, что вот они - последние секунды жизни

Лет через пять после того сердечного приступа я снова встретился со смертью.

Войдя в избу, не понимаю, снимать ботинки или нет. Хозяйка пытается дать тапки, но от них осталось одно только название. Пытаюсь натянуть на ноги полиэтиленовый пакет, но, плюнув, захожу в носках. Первое, что я чувствую - холод. Холодный картонный пол. Картонный? В голове не умещается эта мысль. Пол из картона.

В центре комнаты со шкафом, диваном и облезлыми обоями, на этом самом полу, стоит чумазая девочка Алиса и полными страха глазами глядит на меня - огромного толстого мужика с фотоаппаратом. Сразу в слезы. Конечно, меня все дети боятся. Даже потеребенькать пальцем по губам, издавая смешной звук «пруууу-пруу-пруу», - не работает. На пустой стене несколько календарей от разных предвыборных кампаний (когда еще человек получит что-то бесплатное?). На обоях карандашом схематично (палка-палка-огуречик) изображен детский рисунок, как из фильмов про счастливую семью: мама, папа, братик, сестричка и какой-то комочек или свернувшийся кулек.

Врач выездной паллиативной службы осматривает Матвейку.

Кулек - это Матвейка. В соседней комнате размером в шесть-семь квадратных метров на кровати, поверх матраса против мух, сооружен импровизированный балдахин из марли. Мухи то и дело садятся на него, но укрытие надежно защищает маленького мальчика, проводящего под ним всю свою жизнь.

Матвею восемь лет. Перечисление его диагнозов занимает полстраницы (ДЦП, двойная гемиплегия. Анартрия. Псевдобульбарный синдром. Симптоматическая эпилепсия с фокальными, вторично-генерализованными судорожными приступами и другое ), но заканчивается оно двумя холодными, как привкус железа во рту, словами: без ремиссии. То есть его состояние никогда не улучшалось и никогда не улучшится.

Он никогда не говорил, никогда не слышал и не видел, никогда не ходил, никогда не обнимал маму, никогда не держал в руках ложку, никогда не ел самостоятельно, никогда не ходил в настоящий туалет.

Его худые, словно спички, ноги скрючены и изогнуты, кисти его рук согнуты и не держатся прямо. С булькающим звуком Матвей вдыхает, его ребра, просвечивая через тонкую и бледную кожу, ходят энергично туда-сюда, туда-сюда, выпирая наружу.

Матвею восемь лет. Его состояние никогда не улучшалось и никогда не улучшится

Рядом с кроватью стоит инвалидная коляска и прибор для отсасывания мокроты. Матвейку осматривает доктор из выездной паллиативной службы, организованной на пожертвования при благотворительном центре «Радуга». Мама и сестра Алиса с волнением следят за движениями рук врача. Алиса еще не говорит, но в ее глазах виден страх, ей так страшно, что она, прижимаясь щекой, обхватывает руками мамину ногу, но все равно не может сдержать слез. Не только из-за меня, но и из-за смерти, рядом с которой ей приходится жить всю свою жизнь, из-за смерти, которой пропитано все вокруг в этом доме. А в глазах мамы уже не только страх, но еще и боль, которую она за эти годы научилась чувствовать вместе с сыном.

Никто ничего не может сделать. Только смерть. И смерть тут как тут. Ходит рядом, каждый день, но пока не забрала Матвейку.

Я знаю и помню, какой ужасный страх пронизывает тебя перед смертью, но я не могу представить себе, что за ужас - каждый день смотреть на боль своего сына, которую не способны излечить ни врачи, ни чудо, и может остановить только лишь смерть. И какой ужас этого ждать как избавления.

А как вам помогают? Что для вас сделала соцзащита, районные власти? - спрашиваю я у Матвейкиной мамы, улучив момент.

Власти обещали дать стекло, чтобы я смогла вставить окна, но только, если я сделаю ремонт и покрою пол. А покрывать мне его нечем. Ну вот, дали матрас для сына. Памперсы выдают.

На улице, в огромной, больше похожей на небольшой пруд луже с грязью, расположенной прямо под окном, тревожно закудахтали и закрякали соседские гуси. Рядом с домом стоит огромная белая ванна, резко выделяющаяся на фоне общего пейзажа. Ее привезли волонтеры, чтобы Матвейку можно было мыть в нормальных условиях. Но ванна оказалась слишком большой, и в дом не влезает.

А муж ваш где?

Он не муж мне, он сожитель. Но он хороший, вы не верьте никому, вам в администрации про него много плохого скажут, а он Матвейку любит как своего. Сейчас со старшим сыном они за картошкой поехали, у него лошадь своя есть, вот он и работает, а старший помогает. Но вы не верьте, что вам про него наговорят, он хороший, он помогает. А еще…

Помолчав, Матвейкина мама продолжает:

А еще они в соцзащите обещали написать на меня плохую характеристику в паллиативную службу. Чтобы вы перестали помогать… Очень они разозлились, что мы к вам за помощью обратились.

Импровизированный балдахин, сооруженный мамой Матвея.

Под ногами ластится плешивая кошка, за окном синее небо и солнце. День в меру прохладен, а деревенский воздух свеж и бодрит. Ехал бы я сейчас на лошади по полю, был бы совершенно счастлив и беззаботен. А в маленькой, со спертым воздухом комнате лежит Матвейка между жизнью и смертью. Вдох-выдох, вдох-выдох. Лежит Матвейка и ждет в муках своего часа.

В этой комнате невозможно находиться, невозможно сдерживать слезы - выхожу на улицу, даже не попрощавшись.

Умирать очень страшно. Еще страшнее находиться рядом с человеком, который умирает не прямо сейчас, а восемь лет подряд без перерыва. Очень страшно находиться рядом с матерью, у которой умирает сын. Какими рубцами должно быть покрыто ее сердце, какой броней должна быть покрыта ее душа, чтобы вытерпеть все это - картонный пол, полиэтилен на стеклах, сволочную соцзащиту, умирающего сына? Каждый день на протяжении восьми лет ее сын умирает у нее на глазах. Где ей взять сил на то, чтобы пережить и боль своего сына, и свою боль?

Рядом с холодильником на кухне висит листок, а на нем написана от руки молитва Оптинских старцев:

Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день.
Дай мне всецело предаться воле Твоей Святой.
Во всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня.
Какие бы я ни получал известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душою и твердым убеждением, что на все Твоя Святая воля. Во всех моих словах и делах руководи моими мыслями и чувствами.
Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано
Тобою.
Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не смущая и не огорчая.
Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение дня.
Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить.

Аминь.

В Омской области проживают около двух миллионов человек. Из них в данный момент около 320 детей нуждаются в паллиативной помощи. Для таких детей государство оборудовало 20 койко-мест в двух паллиативных отделениях на всю область. Специализированного детского хосписа в Омской области не существует.

Его созданием занимается благотворительный центр «Радуга », организация, с 1997 года помогающая тяжело больным детям на территории Омской области. Важно отметить, центр «Радуга» занимается созданием детского паллиативного центра не в противовес государству, а вместе с государством. Все местные власти идут на встречу, помогают решать все возникающие проблемы. Денег, конечно, не дают, потому что их нет, но обещают на 100% решить вопросы с обезболиванием, помогают с оформлением земли и прочими бумажными вопросами. И, главное, - не мешают, что уже большая удача.

Здание, где будут находиться дети вместе с родителями, уже построено. Скоро оно будет выкуплено и переоборудовано под паллиативный центр. Оно находится рядом с лесом, недалеко от города. Каждая палата будет иметь собственный выход в сад, для детей будет все необходимое: обезболивание, аппараты ИВЛ, за ними будет наблюдать врачи, и им будут помогать круглосуточно.

Умирать очень страшно. И именно для того, чтобы последние дни жизни маленьких детей прошли достойно, чтобы умирающий ребенок мог до последнего вздоха, до последнего удара сердца оставаться человеком, чтобы родители этих детей могли оставаться родителями, могли быть со своими детьми, для этого нужен хоспис.

Матвей сквозь марлю, спасающую его от мух.

Чтобы проект стал реальностью, нужны огромные деньги. Больше 23 миллионов рублей. 10 миллионов из них уже собрали иностранные жертвователи в Германии. Почти восемь с половиной миллионов читатели нашего сайта. Это очень много, но денег все равно не хватает.

И я не могу спать, не могу есть, не могу жить, думая о том, что я сделал недостаточно, что помощи не хватило, что где-то в деревне, в 85 километрах от Омска, в доме с картонным полом, с полиэтиленовыми окнами, в комнате с облезлыми обоями, на старой кровати под балдахином из марли, спрятавшись от жирных и назойливых мух, вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох, умирает скрюченный Матвейка, а рядом с ним живут его испуганная мама и его испуганная сестра Алиса, их плешивая кошка, и муж, который не муж, а сожитель, но очень любит и помогает, а хосписа все нет и нет.

Но я точно знаю, что сотрудники «Радуги» помогут Матвейкиной маме покрыть пол досками, они уже звонили главе района, чтобы тот выделил машину, а значит, глава села выдаст стекла на окна. Знаю, что они выкупят здание под паллиативный центр, знаю, что они переоборудуют его, и знаю, что именно там Матвейка смог бы уйти без боли, рядом с семьей, в тишине и спокойствии.

Я сделаю все, чтобы так и произошло.

Спасибо, что дочитали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов - и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей - это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь