Размышления перед исповедью. Протоиерей валериан кречетов: «от нас — подвиг исповеди, а от бога

Как рассказывать священнику про грехи? Необходимо ли чувство покаяния на исповеди? Стоит ли ждать после исповеди душевного облегчения? Эти неофитские вопросы часто остаются «больными» и для самых опытных прихожан. Многие из нас стесняются отвлекать священника по мелочам своими слишком «простыми вопросами». Чтобы восполнить этот пробел, «простые вопросы» об исповеди корреспондент «Нескучного Сада» Дмитрий Ребров задал старшему духовнику Московской епархии, настоятелю Покровского храма в подмосковном селе Акулово протоиерею Валериану Кречетову.

Возможно ли покаяние «без посредников»?

- Отец Валериан, как бы вы объяснили человеку малоцерковному, что такое исповедь и зачем она вообще нужна?
- Когда-то моему отцу, тоже священнику, на экзамене в духовной академии профессор задал вопрос: скажите, молодой батюшка (а батюшке было уже пятьдесят с лишним лет, он в 49 лет пошел в семинарию), что Господь делает, когда хочет человека призвать к Себе? Папа ему отвечал и так и эдак, старый профессор соглашался, поддакивал и под конец все-таки решил уточнить: ну а что главное? И сам отвечает: Он посылает человеку тугу душевую, скорбь, чтобы человек искал Бога, чтобы человек почувствовал, что не может средствами земными избавиться от этого состояния. И я думаю, это очень верный ответ! В своей жизни человек неизбежно сталкивается со следствиями греха. Есть такое изречение: живи днем так, чтобы ночью ты спал спокойно. Это изречение народной мудрости, ведь впечатления дня действительно беспокоят сон. Вроде все прошло, а все равно человек задумывается над тем или иным событием и слышит некий голос, который ему о чем-то говорит... Это голос совести. Иногда человек, видя безвозвратность сотворенного, делает страшные шаги: пытается избавиться от этой жизни, например, или начинает пить. Люди впадают в состояния еще более пагубные, чем те, от которых они убегают. Все это анестезия: человек не может вылечить болезнь, но убирает ее симптомы. Поиски выхода и являются основанием потребности покаяния, одной из основных причин, заставляющих человека идти в Церковь и на исповедь.

Часто спрашивают: зачем человеку церковная исповедь, зачем ему идти в храм, неужели нельзя каяться самому, например, дома, без «посредников»?
- Если исповедь в храме по каким-то причинам невозможна, можно исповедоваться и так, «без посредников». Но сможет ли неофит услышать, когда Господь ответит: «Хорошо, Я тебя простил»? Святой Иоанн Кронштадтский, когда как-то согрешал, молился, пока не получал у Бога прощения. Но у неофита разве такая степень общения с Богом?

У человека есть естественная потребность в общении. Но и в общении с человеком, и в общении с Богом очень важно не просто быть понятым, но и иметь видимый знак того, что тебя кто-то понимает. Господь так установил, чтобы человек получал Его прощение через другого человека - священника: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 23).

Когда человек приходит на исповедь, иногда возникает вопрос: а в чем конкретно исповедоваться? Совесть вроде бы «не болит», ни в чем не обличает, никого не убивал, не грабил.
- Да, совесть в первую очередь обличает человека в тяжелых грехах. Но если совесть ни о чем не говорит, то это часто значит лишь то, что совесть открывает рот, а ей этот рот затыкают. Святые отцы говорят: когда человек входит из света в темную комнату, то он сначала ничего не видит, потом, когда глаза его привыкают к темноте, он начинает видеть крупные объекты, потом мелкие, ну а если зажечь свет, то начинает видеть все. Также и человек, который начинает следить за своею внутренней жизнью, сначала видит только крупные грехи, потом помельче. А потом благодать даст ему свет для того, чтобы он мог «зрети своя прегрешения» - об этом мы просим Бога Великим постом в молитве святого Ефрема Сирина.

В каких грехах каяться - это вопрос времени. Вначале человек многого не понимает, не замечает, но в самом таинстве благодать, Дух Божий начинает человеку открывать видение его грехов. И человек, может быть, не осознавая даже, в чем именно он грешен, чувствует все равно свою греховность. Исповедование грехов - это осмысление, но есть еще и состояние чувств, человек сознает, что он грешен по сравнению со святостью - вот это и есть действие благодати.

Мой отец родился в 1900 году, то есть его молодость как раз пришлась на послереволюционные годы: все эти новые веяния, свобода... и он отдалился от Церкви. Его мама, моя бабушка, попросила его как-то пойти в церковь Великим постом и причаститься, сказала, мол, если сделаешь это, то я тебе в ноги поклонюсь. «Ну что ты, мама, я и так схожу», - ответил он и пошел на Арбат в храм к отцу Владимиру Воробьеву (деду нынешнего ректора ПСТГУ прот. Владимира Воробьева). Он пришел на исповедь, и у него не было никаких мыслей о покаянии: стоял, рассматривал молодых девушек в храме. Подошла его очередь, он стал на колени и на вопрос священника: «Ну что скажете, молодой человек?» - папа ответил: «Мне нечего сказать». - «А что же вы пришли?» - «Меня мама попросила». Тогда священник помолчал немного и ответил: «Это очень хорошо, что вы маму послушали», - накрыл отца епитрахилью и начал читать разрешительную молитву. «Что произошло со мною, я не понимаю до сих пор, - рассказывал потом мне отец. - Я зарыдал, как только из крана течь может вода, и когда шел обратно, то уже ни на кого не смотрел. Мир для меня стал совершенно иным». С этого времени отец стал ходить в Церковь, потом промыслом Божиим попал в тюрьму, сидел там в одних камерах с исповедниками и стал после тюрьмы священнослужителем.

Грехи, которые мы чаще замечаем в других, есть и в нас

- Но все-таки есть какие-то способы подготовиться к исповеди?
- Можно было бы посоветовать что-то почитать в этом направлении, есть хорошая книга отца Иоанна (Крестьянкина) «Опыт построения исповеди», еще что-то, но тут очень сложный момент: появилось много таких перечислений, в которых мы находим некое «смакование» грехов. И нужно быть очень осторожным с такими списками, потому что они иногда становятся своего рода учебниками, так как там есть такие грехи, о которых человек и не думал никогда. О плотских грехах вообще не нужно подробных описаний читать, потому что такие описания пачкают душу. А что же касается остального, то лучше просто прислушиваться к своему внутреннему состоянию. Когда мы видим в человеке недостаток, тот факт, что мы этот недостаток замечаем, значит, что этот грех есть и в нас. Вы помните про сучок в чужом глазу и бревно в своем? Что это такое, этот сучок? Сучок растет на бревне, а бревно - это страсть. Сучок - это грех, то есть конкретное проявление страсти. Но если вы не знаете, что это за дерево, что это за бревно, то вы никогда и не догадаетесь, что это именно за сучок! Как теперь принято говорить: каждый понимает в меру своей испорченности. Так вот мы именно тот грех замечаем в другом человеке, ту страсть понимаем, что есть и в нас самих.

Некоторых людей смущает, что прощение, выходит, получить легко: пошел погрешил, потом покаялся, потом опять погрешил, опять покаялся - и можно снова? Никакого наказания?
- Это почему ж, это кто же вам такое сказал?! Грех прощен на исповеди, но что-то человек все равно терпит: классический пример - это благоразумный разбойник, который был распят рядом со Спасителем. Он покаялся, и Господь ему сказал: сегодня же со Мною будешь в раю. Ничего нечистого в рай не войдет, то есть Господь уже очистил его, простил ему грехи, но, несмотря на это, разбойник остался ведь висеть на кресте! И мало того, как гласит Евангелие, ему еще и перебили голени (Ин. 19, 32). Человек все равно что-то терпит, хотя и несоизмеримо с тем, что он должен бы понести за свои грехи.

Многие христиане, хотя и исповедуются каждую неделю, все равно остаются грешниками, на вид ничем особенно не отличаясь ото всех прочих людей, да и каются часто в одних и тех же грехах, получается, исповедь им не помогает?
- Ничего подобного, кто постоянно над собою трудится, тот отличается. Что же касается одних и тех же грехов, то и апостолу Павлу было дано «жало в плоть», искушение, чтобы тот не превозносился. Как говорят: до последнего издыхания, даже до райских врат идет у человека борьба с грехом. Мария Египетская покаялась, но 17 лет еще после этого она боролась!

Необходимо ли чувство покаяния на исповеди? Некоторые просто называют свои грехи без видимых чувств, это тоже нормально?
- Смысл борьбы со грехом не в том, чтобы человек его просто называл, а чтобы грех ему стал противен и мерзок! Когда мы были на Афоне, один батюшка спросил одного духовника: а почему, мол, бывает так, что мы причащаемся, каемся и опять те же грехи совершаем? И тот ответил: это просто боль сердечная не пересилила грех!
Если ты просто перечисляешь грехи, это значит, борьбы у тебя внутренней с грехом нет. Покаяние - это ведь и есть обретение в себе покаянного чувства. А чувство это от Бога - сердцу ведь не прикажешь. Но иногда и просто назвать свой грех на исповеди - это уже большой труд, усилие!

Исповедью покаяние только начинается, покаяние - это стержень всей духовной жизни. Молитва на исповеди, которую читает священник, - ее начало священник обычно читает всем сразу, а окончание уже каждому лично: «прощаю и разрешаю», - так вот начинается она в том числе и такими словами: «…подаждь ему (кающемуся, которому молитвой прощаются грехи) образ покаяния»! А что же было до этого, спросите вы? Он же уже вроде покаялся, а мы читаем вдруг: «…подаждь ему образ покаяния»! А это для того, чтобы показать, что исповедью просто начинается новая ступень покаяния.
Вы помните, как апостол Петр в Евангелии припал к ногам Спасителя и сказал: «Изыди от меня, яко аз грешен есмь»? Вот это и есть покаянное состояние, которое испытал и мой отец, когда почувствовал благодать Божию!

Некоторые люди, придя в Церковь, после первой исповеди круто меняют свою жизнь, а некоторые, наоборот, почти не меняются, по-прежнему живут со своими грехами. От чего это зависит?
- От решимости. А для решимости нужно просить помощи Божией и еще терпения. Как-то лет сорок назад мы разговаривали с отцом Иоанном (Крестьянкиным), он еще молодой был, и он спросил, читал ли я у апостола Иакова такие слова: «Не хватает мудрости - проси мудрости». «Так вот, - спрашивает, - вы как думаете, что это за мудрость? Соломонова? Нет, это терпение!» Терпение - это искусство духовное. С помощью его и получается по-настоящему избавиться от греха.

Иногда после исповеди наступает чувство душевного облегчения, а иногда нет. Что это значит, стоит ли ждать такого чувства от каждой исповеди?
- Если оно есть, то и слава Богу, но ждать его не нужно. Оно не обязательно должно появляться, и если оно не появляется, то это показывает, что нужно работать, что в борьбе с грехом расслабляться нельзя. И вообще духовных состояний не нужно ждать. Если они даются - хорошо, но ни ждать, ни гоняться за ними категорически не стоит. Если вы не чувствуете облегчения душевного после исповеди, то это не значит, что ваша исповедь не принята. Есть такая история у святых отцов: один человек все время каялся, каялся, а его все не покидало чувство тяжести, и отцы в обители стали за него молиться: Господи, он же так кается, почему Ты не простил ему до сих пор? И им был ответ: Я давно простил его, но страдание нужно ему для спасения.

Насколько подробно положено описывать свои грехи на исповеди? Можно ограничиться названиями или обязательно посвящать священника в детали?
- К сожалению, если каждый будет описывать в подробностях, то это может затянуться до вечера. Плотские грехи вообще не стоит рассказывать в подробностях. К тому же когда рассказывают обстоятельства - по моему опыту, в этом часто есть элемент некоего оправдания самого себя. Иногда люди начинают пересказывать весь свой трудовой день: мне приносили порой целые тетради, потому что если начать описывать, что ты сделал за неделю или за месяц, то это сплошные романы начинаются!
Главное - это не подробности, а борьба: если назвал грех, то должен все-таки бороться с ним. Если нет настоящей борьбы с грехом, то никакие подробности тут не помогут.

СПРАВКА: Протоиерей Валериан Кречетов родился в 1937 году в семье репрессированного бухгалтера и впоследствии священника Михаила Кречетова. Окончил школу в 1959 году, и тогда же был зачислен в Московский лесотехнический институт, спустя три года после окончания которого, последовав примеру отца, поступил в московскую семинарию. Рукоположен 12 января 1969-го, в 1973 году окончил Московскую Духовную академию. За долгие годы своего служения имел возможность общаться со многими выдающимися пастырями, в том числе с отцом Николаем Голубцовым, отцом Иоанном (Крестьянкиным), отцом Николем Гурьяновым. Сейчас является духовником Московской епархии и настоятелем Покровского храма села Акулово Одинцовского района.

Что такое духовничество вообще и какая мера ответственности у того, кто берет на себя обязанности духовного отца? Протоиерей Валериан Кречетов рассказывает:

«Конечно, духовное руководство – важно и нужно, но требования к духовному отцу очень высокие. Однажды я вышел из церкви, и какая-то женщина вдруг побежала за мной: «Батюшка, что мне делать? Мой духовник сказал мне: «Я не хочу из-за тебя попадать в ад!» Я что-то ответил, а вскоре поехал на Афон и попал к одному старцу. К нему пришел духовник, который 20 лет окормлялся у старца Паисия. И вот тот старец сказал мне формулу настоящего духовного отца: «Духовным отцом может быть только тот священник, который готов за своих духовных чад пойти в ад». Самое удивительное, что я не рассказывал ему о вопросе, который задала мне та женщина, а он слово в слово повторил ее слова, только в обратную сторону».

родился в 1937 году в семье репрессированного бухгалтера и впоследствии священника Михаила Кречетова. Окончил школу в 1959 году и тогда же был зачислен в Московский лесотехнический институт, спустя три года после окончания которого поступил в Московскую семинарию.

Рукоположен 12 января 1969 года, а в 1973 году окончил Московскую духовную академию. За долгие годы своего служения общался со многими выдающимися пастырями, в том числе с отцом Николаем Голубцовым, отцом Иоанном Крестьянкиным, отцом Николаем Гурьяновым. Сегодня протоиерей Валериан – настоятель храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы в селе Акулово Одинцовского района.

Протоиерей Валериан Кречетов. Фото: pravoslavie.ru

Церковь воинствующая и Церковь тайная

– Двадцать пять лет церковной свободы – уже целая эпоха. Если сравнивать 1990-е годы и наши дни, как поменялась церковная жизнь за эти годы? Как изменились прихожане?

– Когда говорят о советском времени, я всегда вспоминаю книгу святителя Николая Сербского «Царёв завет». Рассказывая про происходящее на Косовом поле в Сербии, он очень хорошо в духовном смысле объясняет и то, что происходит в мире. Когда царь Лазарь молился на Косовом поле перед битвой, он должен был выбрать одно из двух царств: земное или Небесное. Он избрал Небесное Царство, и по пророчеству и войско, и державу, и его самого постигла гибель.

Но во время битвы перед царем явился ангел и сказал, что его держава должна погибнуть, чтобы спаслась душа народа: «Держава и дается народам, дабы было чему погибнуть вместо него, чтобы было, что дать в откуп за душу народную. Такая сделка выгодна, когда за недорогую цену покупаешь сокровище [и душу народную спасаешь, и Царство Небесное обретаешь!]. Поклонись Тому, Кто разрушает дешевое, дабы сохранилось драгоценное; Кто косит солому, да сохранится зерно».

В мире идет война зла против добра, и наша Церковь – воинствующая, но не она начинает войну, а против нее воюют. И если всё вокруг гибнет здесь, на земле, это не значит, что всё плохо. Нет худа без добра.

Когда-то мне пришлось слышать одну интересную притчу. Один человек приходит к старцу и говорит: «Отче, у тебя всё ладится, а у меня ничего не ладится, почему?» Старец ему говорит: «Терпение нужно». – «А что такое терпение? Терпишь-терпишь, какой от этого толк? Всё равно что воду в решете носить!» А старец отвечает: «А ты дождись зимы».

Вот как раз то, что предсказано в этой притче, сейчас и произошло. Ведь казалось бы, всё уже было решено, с Церковью покончено, всех пересажали и перестреляли, но явился сонм священномучеников, и люди закалились в войне. И пока Церковь была в гонениях, она держалась твердо.

Внешне было гонение, внешне ничего не осталось уже, всё было кончено, но верующие люди оставались. Об этом прекрасно говорил еще преподобный Серафим, он приводил в пример времена пророка Илии, когда «все сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, и пророков Твоих убили мечом, остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее». Это Илья-то, пророк, своим орлиным взором на жизнь не увидел никого вокруг верного, кроме себя. А Господь ему сказал, что «между израильтянами еще семь тысяч мужей, которые не преклонили колен своих пред Ваалом и уста которых не целовали идола». Семь тысяч! То есть столько верных оказалось, которых пророк Илья не увидел.

И преподобный Серафим говорит: «А у нас-то сколько будет?» Многие верующие во времена гонений занимали государственные посты, но что они православные, почти никто не знал. Это была та самая, как теперь называют, тайная Церковь, которая никогда не была отделена от Церкви официальной, но сокрыта от мира, чтобы сохранить веру.

А теперь вышло, как по притче о решете – то в решете всё проливалось, а теперь наступила зима, что не донесешь эту воду-то.

И я на себе это лично испытываю, потому что священнику сейчас, если действительно трудиться, ни сил не хватает, ни времени – настолько в нем велика потребность. И вот тут-то как раз самый сложный момент, потому что в священство ринулись многие, а служение-то это высочайшее, сложнейшее и ответственнейшее.

Если даже молодой человек будет учиться в специальных учебных заведениях, наука – это только надводная часть айсберга. Духовная жизнь настолько сложна и многообразна, что специалистов в этой области единицы.

Как говорят старцы, дар священства, духовничества – особый. «Дар рассуждения выше дара смирения», то есть рассуждать, как поступать – где и когда молчать, когда действовать – очень сложно научиться. Как в Библии написано: «Мудрый молчит до времени; а безумный говорит без времени».

– То есть сейчас, когда открытого гонения на Церковь нет, фокус проблемы сместился с внешнего мира на внутреннюю жизнь самой Церкви? И здесь велика роль священника, важен его духовный опыт?

– Да, теперь есть возможность говорить многое, а не так это просто, да и о чём говорить? Один человек рассказал мне интересный случай из своей жизни. Он был филологом, учился в МГУ, и у них был преподаватель-армянин, который говорил студентам: «Молодые люди, вот вы изучаете разные языки, а не скажете ли вы, о чем вы будете говорить на этих языках?»

И правда – о чем? А я всегда привожу слова Маяковского:

Изводят единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды.

Бывает, читаешь политические статьи, а присмотреться – хорошо, если там есть единое слово по существу. Тем более непросто говорить на духовные темы.

Духовное слово не имеет силы, если оно оторвано от сердечной деятельности, от опыта духовного. Еще религиозный философ Иван Киреевский говорил:

«Мышление, отделенное от сердечного стремления, есть такое же развлечение для души, как и бессознательная веселость. Чем глубже такое мышление, чем оно важнее, по-видимому, тем, в сущности, делает оно человека легкомысленнее. Потому серьезное и сильное занятие науками принадлежит также к числу средств развлечения, средств для того, чтобы рассеяться, чтобы отделаться от самого себя. Эта мнимая серьезность, мнимая дельность разгоняет истинную. Удовольствия светские действуют не так успешно и не так быстро».

Вовлечение в рассуждение на духовные темы, оторванные от сердечной деятельности, от духовного опыта – развлечения более пагубные, чем светские. Просто видимость духовного, а сущности нет.

Права без обязанностей

– В Псалтыре есть такие слова: «глумляхся в оправданиях Твоих». Но глумиться у нас – это издеваться, кощунствовать, а на самом деле первое значение этого слова – размышлять. Но размышления тогда оправданы, когда они связаны с духовным опытом, с сердечной деятельностью, а если они от нее оторваны – это глумление. Сейчас, например, многие стали говорить и писать по духовным вопросам, а опыта-то нету. Получилось, что некоторые глумятся над словом истинным.

По логике мира, люди становятся умнее, умнее и умнее, но, к несчастью, это не так. Потому что ум – это не количество знаний. Аристотель сказал: «Множество знаний еще не предполагает наличия ума», и увлечение знаниями и пренебрежение нравственностью есть движение не вперед, а назад.

Однажды, ко мне пришел один атеист, который верил в происхождение человека от обезьяны. Он хотел крестить свою дочь, но жаловался, что не может с ней справиться. И я ему сказал, что согласно его верованиям, он никогда с ней не справится, потому что с чего дочери его слушаться, если он недавно с дерева слез?

На самом деле человек вышел из рук Творца совершенным, но не имеющим опыта. Конечно, он должен был еще, чтобы уподобиться Творцу, совершенствоваться, «будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть». И святитель Николай Сербский говорил, что первые люди не много знали, но всё понимали. Постепенно стали знать больше, но понимать меньше. Оказывается, можно много знать, но ничего не понимать. Как подметил один раб Божий, глядя на современного человека:

Душа отпылала, погасла,
состарилась, влезла в халат,
но ей, как и прежде, не ясно,
что делать и кто виноват.

Что делать, кто виноват – с этими извечными вопросами люди обычно и обращаются. В связи с тем состоянием, в которое сейчас погрузился мир, многие бросились в Церковь. И, к несчастью, немногие понимают, что всё происходящее – плод греха, а пытаются, не учитывая, что главное, разобраться, что делать и кто виноват. Поэтому вопросы, которые люди задают на исповеди, больше не о том, как спасти свою душу, а как устроить счастливую жизнь для себя на земле.

– А какие проблемы сейчас больше всего волнуют людей?

– К несчастью, чаще людей волнует только собственная личность, «эго». Очень много эгоизма стало. Раньше люди больше смирялись.

Теперь каждый хочет жить по-своему – без обязанностей, но со своими правами. Например, повсеместно распространился так называемый гражданский брак – открытый блуд без обязанностей. Но когда человек собирается создать семью, он должен минимум в два раза уменьшить свои желания, и приготовиться минимум в два раза увеличить свои обязанности. А у нас от своих желаний не хотят отказываться, а обязанностей вообще никаких.

При вступлении в брак нужно спрашивать: «Что ты хочешь: иметь жену, иметь детей, иметь хозяйство, или же: быть мужем, быть отцом, быть хозяином?» Быть или иметь? Бытие предполагает жизнь. Быть кем-то – это иметь обязанности. Если это муж – у него свои обязанности, если отец – свои обязанности, если директор – свои обязанности. А у нас? Развалил семью, а кто виноват? Обычно виноваты оба, и больше виноват тот, кто умнее.

Собственно говоря, что такое народ? Народ – это много семей. Семья – малая Церковь, семья – основа государства. И поэтому развал государства происходит из-за развала семьи.

Как найти духовника и нужно ли его искать?

– Как найти духовника? Что делать, если не получается найти себе духовное руководство?

– Обязательно нужно ходить в Церковь и причащаться, и потом уже молиться, чтобы Господь послал духовника. И если пошлет – чтобы Господь дал ему разумение. Потому что есть такое изречение, что хорошие послушники не всегда были именно у святых отцов. Есть такие примеры, когда послушники были настолько смиренны и преданы, что они и сами спаслись, и их духовных наставников, которые были недостойными, Господь спас.

И наоборот, рядом со святыми не все были святые. Среди 12-ти апостолов один оказался Иуда. Многое зависит от самого человека.

Духовное руководство – важно и нужно, но требования к духовному отцу очень высокие. Его служение основано, прежде всего, на жертвенной любви, которая есть любовь Божья. И поэтому, если Господь дает это святое чувство, тогда всё становится по своим местам.

Есть такая книга о священстве епископа Арсения (Жадановского), где он вспоминает, что когда Господь восстанавливал апостола Петра в апостольском достоинстве, Он ничего от него не требовал, только любви: любишь Меня – паси овцы моя. То есть если есть любовь – есть пастырь и духовник. А если любви нет, то и пастырства истинного нет.

– Что делать человеку, который ищет духовного руководства, но не находит опытного священника? Смиряться, общаясь с неопытным духовником, делать по-своему?

– Самое главное – помнить, что всё управляется промыслом Божиим. Господь может дать разумение. И нужно молиться и пастве, и пастырям. Иногда меня о чем-то спрашивают, а я не могу ответить. Я не стесняюсь сказать: я не знаю. Есть такое изречение: Бог никогда не спешит, но никогда не опаздывает. В жизни всё совершается в свое время. Положись на Бога, и Он всё совершит на духовную пользу.

Помните пример, который нам дан в Евангелии? Перед Пилатом стоит избитый, связанный Спаситель. И Пилат говорит: «Мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?» Господь спокойно отвечает: «Не имаши власти ни единыя на мне, аще не бы ти дано свыше». Так и получилось: он хотел отпустить Иисуса, а подписал распятие, не проявил своей власти, не смог.

Так что всё управляется промыслом Божиим. А люди часто забывают об этом, особенно в отношениях с духовником, зацикливаясь на его личности. Личность же сама по себе довольно беспомощна. Даже грешить человек не может без Бога – например, если бы Он не дал нам ноги, мы бы и не пошли грешить, не дошли бы просто. Поэтому как таковой самобытности у человека просто быть не может. Самобытен один Бог. И по Его воле всё творится – Он Тот, «Кто косит солому, да сохранится зерно».

Ведь мы не устраивали никаких демонстраций в свое время, а Церковь внезапно оказалась свободна. От коммунизма осталась одна вывеска. Да и что такое коммунизм? Попытка построить Царство Божие на земле, рай без Бога.

Был такой отец Мисаил, келейник митрополита Нестора Камчатского, он сидел в тюрьме в советское время, и ему говорили: «Вот мы здесь на земле рай строим». Он отвечает: «Бесполезное занятие». – «Вы что, против власти?» – «Нет, всякая власть от Бога. Но строить рай на земле – бесполезное занятие». – «Как, почему?» – «А очень просто. Первые христиане уже строили такое общество, всё общее было, но ничего не получилось».

И действительно, первые христиане – это общество, с которого скопировали идею коммунизма. Но даже при том духе они не смогли удержаться в полном бесстрастии. Так что всё это уже было. Как отец Иоанн Крестьянкин в свое время говорил: ничего нового у них нет, всё краденое, только переделанное на свой лад.

– Как быть человеку в ситуации, когда на исповеди священник советует ему то, что для него невыполнимо? Например, всем известные примеры, когда священник не благословляет брак, говорит: «Нет воли Божией вам вместе быть», что делать? Спорить?

– Послушание послушанием. Любовь не проходит, проходит влюбленность. Вот родители тоже что-то запрещают, как быть – слушаться или не слушаться? Вообще, полагается всё-таки слушаться. Другое дело, что иногда этого решения не приемлет душа. Тогда нужно молиться и ждать. Я знаю такой пример, когда молодой человек и девушка полюбили друг друга, а родители были против. И я им сказал: «Вы же любите друг друга, любить-то невозможно запретить? Пожалуйста, продолжайте любить». Они так и сделали. А потом мать не выдержала – разрешила. И они венчались.

Если любовь истинная, если нет желания обладания, если чувствуешь, что это твоя родная душа, родной человек – этого может быть и достаточно. У моей мамы была подруга, за которой жених ухаживал сорок лет. Он любил ее, и она его любила, но она не могла оставить свою маму и создать с ним семью. Они встречались, заботились друг о друге, и настолько уже сроднились, что, когда стали супругами в возрасте 60 лет, ничего другого, кроме духовной и душевной близости, им было уже и не нужно.

Собственно, есть пример и у Александра Сергеевича Пушкина – Татьяна Ларина говорит: «Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана, – и буду век ему верна». Можно любить, но не обязательно скорее вместе жить, по крайней мере не нужно спешить.

У нас же сейчас говорят: надо скорее пожить вместе, проверить чувства. К несчастью, так истинная любовь не проверяется. По словам Иустина Поповича, любовь к человеку без любви Божией есть самолюбие, а любовь к Богу без любви к человеку есть самообман.

Самое главное – это воля Божия. Если действительно чувство есть, оно останется, оно будет жить, а если из-за трудностей оно пропало, то его, может, и не было, или это увлечение было, другое чувство, не любовь. А любовь, как говорит апостол Павел, никогда не пропадает и не может пройти, любовь остается любовью.

– А как для себя распределять строгость исполнения сказанного духовником? Простой пример: духовник всем своим чадам говорит строго исполнять пост, а у тебя гастрит? Что здесь делать, слушаться или поступать по своим ощущениям?

– Пост для человека, а не человек для поста, лучше недопоститься, чем перепоститься. И еще: в пост не «нельзя», а «не положено». Если бы было нельзя, то святитель Спиридон Тримифунтский не стал бы есть мясо Великим постом – есть такой пример из его жизни, когда нечем было накормить гостя с дороги, и он велел принести мясо, и сам ел вместе с ним, чтобы не смущать его.

Но пост очищает, пост – это великая сила. Сам Господь постился. Если Он, Тот, Которому, в отличие от нас, не нужно было поста, постился, как же нам грешным не поститься? Но есть разные ступени строгости поста. Есть много полезной для здоровья пищи и постной: отвар брюссельской капусты полезнее куриного бульона.

На самом деле, когда у человека какое-то горе или есть настоящее чувство, он о еде и не думает. За одной девушкой ухаживал некий молодой человек и говорил, что ее любит. А она была очень мудрая и сказала ему, что раз ты готов на всё, давай, недели две или три будем поститься и молиться. А потом, когда срок вышел, она накрыла шикарный стол, привела молодого человека и говорит: «Ну что, за стол или под венец?» Он за стол бросился. Всё, выбор сделал.

– То есть нет такого критерия в отношениях с духовником: послушание или собственное решение?

– Критерий один – любовь. Если озлобление, раздражение, какой толк от этого? К чему это? Выше закона может быть только любовь.

– А если нет духовника или он далеко, как жить, чем руководствоваться в своих поступках?

– Если духовника нет, или с ним сложно связаться, то надо молиться. Нужно просто помнить, что Господь рядом, и к Нему надо всегда обращаться.

Однажды у меня в молодости была сложная ситуация на работе, я растерялся, не зная, что предпринять, и начал читать по очереди акафисты святителю Николаю и преподобному Серафиму, и вдруг всё наладилось. Это был первый пример в моей жизни, когда я на себе испытал, что если не знаешь, что делать в сложившихся обстоятельствах, нужно сразу усиливать молитву, просить помощи Божией.

Это как раз те же вопросы: «что делать?» и «кто виноват?» Виноват сам, прежде всего. Надо с себя начинать, потому что от себя никуда не денешься. А вот что делать? Нужно молиться, чтобы Господь указал: «Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду».

Архимандрит Иннокентий Просвирнин однажды сказал мне такую формулу отношения к жизни: когда Небо молчит, не надо ничего предпринимать.

Я потом уже прочитал, что подобное правило использовал священномученик Серафим Звездинский. Когда его спрашивали в смутные времена, как быть, если не знаешь, как поступить и посоветоваться не с кем, он рекомендовал три дня молиться и просить воли Божией, и Господь укажет, как поступать. Если не укажет, значит, еще молиться и терпеть. Так поступают и на Афоне.

Я сам часто советую так поступать, и это правило приносит хороший плод.

Если нагрузить человека подвигами сразу – он не выдержит

– Отличается ли духовное руководство над новоначальными и, так скажем, уже выросшими христианами?

– Конечно. Отличие в мере строгости. Когда я только начинал свое служение, был такой духовник архимандрит Тихон Агриков, вот он мне говорил, что нужно человека сначала привлечь, а когда он привыкнет – можно и построже. Потому что если сразу нагрузить человека разными подвигами, он не выдержит. Вот я в свое время занимался спортом, и здесь, как в духовной жизни – сначала небольшие нагрузки, потом побольше, иначе человек надорвется. И нужно помнить, что нести послушание – это крест. В монастырях это очень непросто, а в миру – тем более.

Протоиерей Сергий Орлов учил меня как молодого священника, и обычно не говорил категорично: вот так и никак иначе. Если я что-то спрашивал, он говорил: «Да всяко бывает». А я думал: ничего себе, человек с таким-то духовным опытом, образованием, и вроде конкретно ничего не сказал… А не всё так просто.

Настоятель Иерусалимского подворья протоиерей Василий Серебренников, который приезжал к отцу Сергию исповедоваться, мне сказал однажды: «Мне больше всего нравится в духовных вопросах, когда ничего не поймешь». Не нужно стесняться, если не понимаете что-то в духовных вопросах. Там, где непонятно – всё просто: непонятно и всё. А вот когда, казалось бы, всё ясно, иногда потом может возникнуть много сложностей. Например, вопрос о частом причащении, казалось бы – хорошо часто причащаться? Очень хорошо. А мне батюшка говорил: «Да это как сказать? Кто как к этому будет относиться? И если будет такое отношение: Манька пошла – и я пойду, во что всё превратится тогда?»

– Духовник может давать человеку свободу самому решать, что делать?

– Очень опытный духовник святой протоиерей Алексий Мечев, когда его о чем-то спрашивали, прежде всего говорил: «А ты как думаешь?» Потому что настоящее духовное воспитание обязательно должно давать пищу уму, чтобы человек учился рассуждать. Не всё ж человека за ручку водить.

Послушание полное – это, конечно, хорошо, но оно возможно только в монастыре, а в миру это сложнее.

Вот у меня водительский стаж – 59 лет. И я, когда первый раз садился за руль, чувствовал себя очень неуютно. Мне подсказывали, и я постепенно освоился, привык. Вот так же и в духовной жизни нужно приобретать духовные навыки.

Я по военной кафедре штурман военно-воздушных сил, и у нас был полковник Плеский, до сих пор его помню, он говорил: «Я заставлю вас самолетовождение знать в стихах, в воздухе некогда рассуждать, там нужно действовать». Так и в жизни – духовные навыки нужно приобретать, чтобы они стали нашей второй натурой. Знание – это то, что пропущено через свой опыт и стало навыком.

– Когда человек только приходит в храм, ему объясняют, как исповедоваться, причащаться, какое читать правило. А как дальше расти духовно? Что, если человек уже лет 10-20 в Церкви, и ничего не меняется, в чем проблема?

– Не в чем, а в ком. В самом человеке проблема. Отец Иоанн Крестьянкин говорил, что за человека ничего нельзя сделать. Можно помочь, но если сам он не будет делать – ничего не получится. Бог насильно не спасает без желания и участия самого человека. Есть такие вечные студенты – ходят, ходят, и никак не закончат учебу. Кто виноват – тот, кто преподает или тот, кто учится?

– Кто учится, то есть человек должен сам начать переходить от каких-то внешних вещей к внутренней жизни?

– Внешние вещи и даются для того, чтобы проложить путь к внутреннему миру. Навык хотя бы сказать «прости» дается не просто так. Постепенно всё начинает меняться внутри человека. Есть такое выражение «Тебя будут называть свиньей – захрюкаешь. А если ангелом – может, и ангелом станешь, запоешь».

– Часто для тех, кто давно в Церкви, молитва превращается в формальность, пост исполняется без рвения, почему?

– Бог даст молитву молящемуся. Если стараться всё-таки вникнуть в слова молитвы, она не может быть полностью формальностью. Да, устаешь, а всё равно делай. Что значит «формально»? Читал молитву, а в это время что в твоей душе происходило?

Всё же лучше хоть как-то молиться, чем вообще ничего не делать.

– А научиться молитве можно?

– Научиться можно – нужно молиться.

– Практика?

– Да. Также часто молитве учит какая-то скорбь, стеснение. Когда мой отец учился в семинарии, один из старых профессоров задал ему такой вопрос: «Что делает Господь с человеком, когда хочет его к Себе привлечь?», – отец ответил что-то. – «Хорошо, а что главное?», – отец молчит. – «Тугу душевную посылает ему».

– Тут, наверное, сложно не впасть в уныние, если всё время скорби?

– Всё проходит. Я всем говорю, послушайте хотя бы Пушкина, если не хотите слушать Священное Писание. Знаете, как он сказал?

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

(Тут так и хочется добавить: «А смиряясь, помолись!»).

Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Всё мгновенно, всё пройдет;
Что пройдет, то будет мило.

Ведь оно от Бога было, по старцу Серафиму Вырицкому.

И нужно не забывать даже в самые трудные дни жизни благодарить Бога – он ждет нас и пошлет еще большие блага. Человек с благодарным сердцем никогда ни в чем не нуждается.

– Покаяние – это училище смирения? Это определенный подвиг, который человек берет на себя, как бы обучаясь постепенно, как мы обучаемся в учебных заведениях, – а тут мы обучаемся борьбе с грехом? И подается благодать?

– Совершенно верно: от нас – подвиг исповеди, а от Бога – дар благодати. Как и от человека – подвиг веры, а от Бога – дар любви.

Дело в том, что покаяние настолько драгоценная вещь, прямо скажем, что против покаяния и идет вся война. Как враг не допускает до церкви, как враг не допускает до исповеди, как он старается, чтобы человек, исповедовав грехи, опять возвратился на прежний путь! А того, что с нами часто происходит, мы и не замечаем как бы… время проходит, жизнь нас закручивает. И ведь есть даже такое выражение: когда человек причащается, он получает благодать. Приходя домой, говорили: «Господь милости прислал!» Ее нужно было стяжать там, в храме, а потом донести до дома. А диавол-то знает об этом, и вот враг приходит и, как говорят, «похищает благодать». Конечно, похитить ее он не может – она ему неподвластна, но он старается создать человеку такие обстоятельства, чтобы он начал опять грешить и опять бы от него отступила благодать.

На Афоне, например, очень серьезно относятся к исповеди. Там, может, не всегда причащаются или реже причащаются, но исповедуются чаще. Поэтому там исповедь поставлена на первое место.

Отец Лука из монастыря Филофей на вопрос, почему мы грешим после исповеди, отвечал: «Потому что боль сердца не пересилила грех». А боль возникает когда? Например, если все время наступать на любимую мозоль: когда мы повторяем одно и то же, и стыдно тогда об этом говорить! Отец Алексий Мечев говорил: «Ну что ж ты, деточка? Как же тебе не стыдно?» А уж одно и то же – тем более стыдно. А когда это навык – это одно и то же, и становится уже самому противно: уж сколько можно! И просто рот-то открывать стыдно, да и к батюшке стыдно идти: вот это как раз и есть плоды (первые, маленькие плоды, росточки) покаяния, покаянного чувства.

Есть Вселенская Церковь, и во Вселенской Церкви все это очень заметно. Ведь Православная Церковь, служа Истине, пришла к формуле служения и чинопоследования Таинств. Есть три богослужебных круга: годовой, недельный, суточный. Они были продуманы и утверждены в Типиконе и в жизни, и даже все праздники всегда соединялись с повседневным бытом людей. У нас же приметы были: на Введение, например, обледенение, потом Никольские морозы, Сретенские морозы и т.д. Все связывалось. На какие-то праздники выгоняли скотину, на какие-то загоняли, когда-то – пчел выставляли, потом убирали их. И этим было все пронизано.

И вот когда в свое время введенный в заблуждение Патриарх Тихон дал указание, чтобы перешли на новый стиль, священномученик Сергий Мечев пришел к нему (один святой пришел к другому святому), пал ему в ноги и сказал: «Ваше Святейшество, я Вас люблю и уважаю, не считайте меня бунтовщиком, но я не могу! Оставьте меня под своим омофором как единоверца – как старообрядца!» Он не обличил, не оскорбил Патриарха – смирение какое, какая мудрость! – но он свидетельствовал: «Я не могу отделиться от той Церкви, в которой я принял все, что имею!» Ведь эта же Церковь жила именно так, а если все переделать, мы пойдем вопреки Церкви.

Еще в первые века христианства, когда происходило создание литургических форм, были отменены агапы как часть богослужебного круга. На Карфагенском соборе был указан путь приуготовления к Евхаристии, которым и шли те святые, которых мы прославляем. Именно эта серьезность покаянного подвига и заставила связать исповедь и причащение. Если вначале еще были такие харизматические моменты, многие люди приходили в Церковь из язычества, то потом, когда постепенно все стало выстраиваться, и появилась эта необходимость.

В те времена сначала была открытая исповедь, но не все могли это понести. Исповедующиеся не слушающие, потому что есть еще один момент: «Все возвести могущему понести…», а не всякий может понести, услышав что-то такое.

Когда священник выслушивает исповедь, то это особенная милость Божия, дар, чтобы остаться к человеку с ровным отношением, к его душе, не вспоминая его грехи и какие-то его преступления.

Конечно, при умножении количества членов Церкви стало сложнее: двенадцать апостолов, потом семьдесят апостолов, потом отцы, мужи апостольские… А люди и в те времена были неодинаковые, и эта неодинаковость, особенно после принятия эдикта Константна Великого, когда в Церковь ринулись буквально все (преследования отменили), тогда именно в Церкви появились всякие люди, начались, конечно, и ереси… Может быть, именно тогда и началось такое формальное отношение. Ведь и в обычной жизни это есть: не все же поступают в институт, и даже те, которые желают и попадают, не всегда трудятся, учась. Процентов двадцать только, а остальные – просто так, формально, ремесленники так называемые. И произошло это, видимо, как среди человечества, так и коснулось, естественно, и духовной жизни – и Церкви. Вот тогда-то и начался формализм. Во-первых, отделилась Западная Церковь от Восточной. И вот в Западной-то стремление к такому как бы порядку, к бухгалтерии вылилось в появление индульгенций. Прежде Божиего Суда стали взвешивать добродетели и грехи. Это породило возмущение тогда, и появился раскол. Как показала история Церкви, после отделения Западной Церкви от Восточной, видимо, неправильная борьба пошла с формализацией: в Западной Церкви это привело к протестантскому расколу. Кстати, эта борьба началась с индульгенций, с Таинства Покаяния. Удивительно, что и там начали с Таинства Покаяния! И потом постепенно в оставшейся Церкви путем разрешения свободной исповеди, свободного причастия, исправления «формальной исповеди» пришли к появлению формального причастия – и вместе с водой выплеснули и ребенка.

В Церкви существуют всем известные акривия и икономия. Акривия – это стержень, это устав, это костяк, на котором все держится. А икономия – это отдельные моменты, подходящие к отдельным личностям и обстоятельствам, – и одно без другого не может существовать. Или будет голый скелет, или кисель какой-то, без скелета, образно выражаясь. Поэтому все должно быть соразмерно. И поэтому, когда начали отходить от формализма, и получилось, что было потеряно главное: был потерян дух.

Параллельно с этим стремление к совершенствованию внешней формы жизни Восточной Церкви, как бы учитывая требования современного мира, к этому времени привело к разделению восточных христиан – путем перехода части Восточных Церквей, по подобию Западной Церкви, на новый стиль. Это было следование духу мира. И в результате борьбы с формализмом появилось обновленчество (это же примерно в то же самое время – где-то 1922 год). Оно, вместо обращения к подъему духа (как это делали, например, отец Иоанн Кронштадтский и отец Алексий Мечев, Оптинские старцы) занялось изменением внешних форм: например, выносом престола на середину церкви и прочим.

Кстати, это же повторили и католики. Когда я был в Италии, то спрашивал: «Как у вас посты соблюдают?» Ну, постятся два дня в году, а особо ревностные – до обеда не едят мяса! То есть первоначально свободное отношение их к посту привело к тому, что постепенно от поста почти ничего не осталось. Та же печальная картина повторилась и с исповедью, и литургическая жизнь тоже стала ослабевать. А при переходе на новый стиль у них Успение пришлось на «бархатный сезон». Все на пляже, и тогда усердные ксендзы стали выносить престолы на пляжи и служить там мессы. Ну, это, конечно, нам очень даже непонятно: когда я рассказал об этом отцу Николаю Гурьянову, он сначала так вздрогнул, а потом таким кротким-кротким тоном сказал: «Не стоило бы этого делать!» То есть опять дух проявился в нем, смирение…

Обновленчество проявилось наиболее ярко в Русской Церкви. Слава Богу, что такой подход в стремлении к глобализации тогда был отвергнут, но он затаился до времени. Все изменения и нововведения в Западной Церкви (новый стиль, частичная отмена латинского языка, выездные мессы на пляже и др.) кажется, не произвели видимого церковного духовного «подъема» на Западе. В то же время ни церковнославянский язык, ни возврат к некоторым традициям «застывших» форм не помешали нашей Церкви выстоять в тяжелые времена гонений и начать воцерковление и возрождение приходской жизни. Не следование духу времени, а изменение духа, как и было сначала! Вывести соль земли. В частной беседе отец Александр Ветелев сказал мне: «Ничего не меняйте, лучше объясните: “живот” – ну, это “жизнь” и проч.…» Неправильное понимание перехода от формальной молитвы к неформальной может привести к постепенному оставлению и молитвы, и богослужения. Те формы, к которым пришла Церковь Христова как Тело Христово в течение многих веков, требуют одухотворения, а не изменения. Так же, как органы нашего тела требуют оживления, одухотворения, а не отсечения как изменения внешней формы, если плохо исполняют свое назначение.

А Бог есть Дух, и с помощью Божией на дух, а не на форму должны быть направлены усилия. Нужно молиться, нужно и пастырю, и пастве испрашивать помощи Божией. Яркий пример: отец Иоанн Кронштадтский, отец Алексий Мечев и отец Сергий Мечев…

Еще в 1969 году в частной беседе отец Тихон (Агриков) сказал: «Теперь исповедь должна быть как проповедь, а проповедь – как исповедь». А он как раз исповедью занимался. В то же время отец Сергий Орлов, по поводу размышления двух молодых священников о современной жизни, сказал: «Договорились до того, что про Бога забыли. А Бог есть Дух, а Дух животворит!» Думается, что вот на это и должна быть направлены, прежде всего, исповедь и вообще исполнение правил и уставов Церкви: на дух.

Когда начинают говорить, что то или иное требует замены, нужно задуматься: что нужно менять? Если вопрос о непонятности церковнославянского, то, как говорил отец Александр Ветелев, можно отдельно объяснить некоторые слова, а если речь идет о Таинствах, то нужно помнить: эти Таинства совершали все те, кого мы прославляем – и прежде всего наши Новомученики и Исповедники Российские!

С протоиереем

Валерианом Кречетовым

беседовал Николай Бульчук

Наша справка:

Протоиерей Валериан Кречетов родился в 1937 году. Отец — репрессированный бухгалтер, впоследствии священник Михаил Кречетов, прошел через лагеря в г.Кеми и на Соловках. Окончил Московский лесотехнический институт, работал на Урале. Поступил в Московскую духовную семинарию. Рукоположен 12 января 1969 года, в 1973 году окончил Московскую духовную академию.

13 декабря 2012 года отцу Валериану вручена международная общественная награда Андрея Первозванного «Вера и верность». Премия присуждается за заслуги в укреплении российской государственности, межславянского согласия, союза государств, дружественных России, и в возрождении духовности.

Протоиерей Валериан — настоятель храмов Покрова Божией Матери и Новомучеников и Исповедников Церкви Русской в селе Акулово Одинцовского района Московской области. Многие годы он был старшим духовником Московской епархии. Участник первой встречи духовенства и военнослужащих Военной академии генерального штаба 9 сентября 1992 года.

Мы обратились к известному духовнику и проповеднику протоиерею Валериану Кречетову, настоятелю храма Покрова Пресвятой Богородицы в Акулово, с вопросом о взаимосвязи Таинств и Причащения.

Батюшка, сейчас в Интернете и СМИ обсуждается вопрос, необходима ли исповедь перед каждым Причащением или верующим можно приступать к Святым Христовым Тайнам и не исповедавшись. Ссылаются на греков, на «афонскую традицию», на то, что многие сегодня часто (чуть ли не каждый день) причащаются - и где уж тут найти время для исповеди… Можно встретить мнение, что достаточно мысленно воздохнуть к Богу (как часто делал это, например, святой праведный Иоанн Кронштадтский, что следует из его «Дневников»), и Господь простит тебе твои грехи, тем более что Бог - это Дух, и Ему не нужно обязательно какое-то формальное действие. А недавно довелось услышать и такое утверждение: «записывая перед исповедью на бумагу, в чем мы грешны, мы совершаем еще один грех: как якобы мы можем знать свои грехи? - их знает Один лишь Господь».

Вопрос этот очень серьезный, и нужно помнить вот о чем: Таинство Причащения было установлено на Тайной вечере, а началось еще до проповеди Самого Спасителя - началось оно с проповеди Иоанна Предтечи: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!» А Сам Господь Иисус Христос, Сын Божий, тоже с этого начал Свою проповедь: «Покайтесь и веруйте в Евангелие!» То есть сама последовательность именно такова: сначала покаяние, а потом - . Кажется, проще некуда…

Проповедь покаяния - это проповедь Евангелия. Ибо сколько раз мы слышим в Евангелии: «Прощаются тебе грехи!», а потом уже: «Встань и ходи!». «Прощаются тебе грехи, иди и не греши, да не горшее тебе что будет!» И блуднице Господь говорит: «Никто тебя не осудил, и Я тебя не осуждаю, но больше не греши!». Это - самое главное.

Именно покаяние является стержнем всей духовной жизни. А покаяние начинается с осознания своей греховности. Когда человек начинает чувствовать, что он грешен, немощен, тогда у него появляется потребность от этого избавиться. Но когда человек начинает это совершать своими силами, у него не так-то и получается. По крайней мере, у большинства. Да, есть отдельные столпы в Церкви, как, например, преподобная Мария Египетская, но таких единицы. Поэтому когда речь идет о последовательности Причащения и , то сама история земной жизни Спасителя именно такова: сначала - призыв к покаянию, а потом - Причащение. Это вещи, неразрывно связанные.

Больше того, именно покаяние является главным, потому что и на Вечере среди двенадцати апостолов один-то не причастился! Он принимал чашу («омочил в солило», как сказано), но причаститься-то не причастился! Поэтому нужно помнить и это: покаяние зависит от того, насколько сильна в нас решимость оставить грех. Настолько оно и принимается Богом. очень большое внимание обращал на это.

В разрешительной молитве, которую священник читает над каждым человеком индивидуально, есть такие слова: «Примири и соедини его Святей Твоей Церкви… подаждь ему образ покаяния…» То есть время для покаяния вроде уже кончилось, вроде человек исповедался, а просит Господа, чтобы подал ему образ покаяния. А почему? Потому, как говорят святые отцы, что, когда человек входит в темную комнату, он вначале не видит ничего, а потом глаза отдыхают, он начинает различать крупные предметы, потом более мелкие, а если осветить комнату, то он будет еще более подробно всё видеть - от исповеди к исповеди человек духовно прозревает.

Больше того, мы знаем классические примеры: преподобный Сисой Великий, у которого перед кончиной лицо уже просветилось, как солнце, отвечает вопрошающей братии: «Отче, неужели и ты боишься смерти?» - «Не знаю, положил ли я начало покаянию!» Если уж такие столпы не знают, положили ли они начало покаянию, что уж тогда говорить нам. Нам без этого просто невозможно ничего в этой жизни изменить, потому что только через покаяние, через прощение грехов Господь изменяет не только участь человека для будущей жизни, но и здесь, в земной жизни.

Кстати, эта истина прекрасно описана у святых отцов.

Человек, живя в этой жизни, часто привыкая с детства к каким-то вещам, так сживается с грехом, что даже не замечает, что это грех. Но когда ему говорят, что нужно исповедоваться, он начинает задумываться: что-то, может быть, не так. То есть сначала он не видит, а только потом начинает более тонкие вещи видеть.

Есть замечательное изречение. «Душа, знающая, что она обязана исповедовать грехи свои, - говорит святой Иоанн Лествичник, - этой самой мыслью, как бы уздою, удерживается от повторения прежних согрешений. Напротив того, не исповеданные грехи, как бы совершенные во мраке, удобно повторяются». То есть когда человек не исповедуется, он и забывает грехи, это у него становится привычкой. А вот как раз привычка - это навык, а от навыка очень трудно избавиться.

Когда-то Господь сподобил меня сослужить . Старец-патриарх Павел был удивительным человеком, конечно. Он святой, без сомнения: аскет, молитвенник. И вот, он сам совершал проскомидию. Не младший священник, не кто-то другой, а он сам. Удивительным было его поведение. Когда он приехал, иподиаконы забыли архиерейский омофор. Что делать? Патриарх надел епитрахиль, потом взял вторую - и вторую тоже надел на себя. Получилась сугубая благодать: на шею повесил себе и стал совершать проскомидию.

А батюшкам-то делать было нечего, и вот они стали разговаривать - он так погрозил пальчиком… Все замолчали, конечно. Потом патриарх совершил проскомидию, сел и говорит: «Василий Великий говорил, что разговаривать в церкви - великий грех. Но сербы, греки, русские - этим занимаются… Это навык, а от навыка трудно избавиться!» О навыке еще говорится: «Если ты стяжал навык ко грехам, то учащай исповедь их, и вскоре освободишься из плена греховного, легко и радостно будешь последовать Господу Иисусу Христу!» Так что всё время говорится, что нужно исповедовать обязательно грехи, самому себе даже напоминать. Для того, чтобы изгладить из сердца навыки греховные, вкоренившиеся в него долгим временем, нужно время, нужно постоянное пребывание в покаянии. «Состояние покаяния состоит в постоянном искушении духа, борении с помыслами и ощущениями, которыми обнаруживает себя сокровенная в сердце греховная страсть. В обуздании чувств и рева, в смиренной молитве и частой исповеди». Итак, всё время слышим: исповедь, частая исповедь.

Святитель Феофан тоже прекрасно говорит: «Напоминаю почаще приступать к Таинству Причащения с чувством полного недостоинства, не имеющим ни на что опираться». Но это и есть покаянное чувство.

Покаянное чувство необходимо для духовной жизни как воздух, иначе человек начнет забывать грехи, пренебрежительно относиться к ним или просто забудет о том, что нужно над собой трудиться.

Другими словами, покаяние - это училище смирения? Это определенный подвиг, который человек берет на себя, как бы обучаясь постепенно, как мы обучаемся в учебных заведениях, - а тут мы обучаемся борьбе с грехом? И подается благодать?

Совершенно верно: от нас - подвиг исповеди, а от Бога - дар благодати. Как и от человека - подвиг веры, а от Бога - дар любви.

Дело в том, что покаяние настолько драгоценная вещь, прямо скажем, что против покаяния и идет вся война. Как враг не допускает до церкви, как враг не допускает до исповеди, как он старается, чтобы человек, исповедовав грехи, опять возвратился на прежний путь! А того, что с нами часто происходит, мы и не замечаем как бы… время проходит, жизнь нас закручивает. И ведь есть даже такое выражение: когда человек причащается, он получает благодать. Приходя домой, говорили: «Господь милости прислал!» Ее нужно было стяжать там, в храме, а потом донести до дома. А диавол-то знает об этом, и вот враг приходит и, как говорят, «похищает благодать». Конечно, похитить ее он не может - она ему неподвластна, но он старается создать человеку такие обстоятельства, чтобы он начал опять грешить и опять бы от него отступила благодать.

Вот вы упомянули насчет Афона: извините, на Афоне очень серьезно относятся к исповеди. Там, может, не всегда причащаются или реже причащаются, но исповедуются чаще. Поэтому там исповедь поставлена на первое место.

Отец Лука из монастыря Филофей на вопрос, почему мы грешим после исповеди, отвечал: «Потому что боль сердца не пересилила грех». А боль возникает когда? Например, если всё время наступать на любимую мозоль: когда мы повторяем одно и то же, и стыдно тогда об этом говорить! Отец Алексий Мечёв говорил: «Ну что ж ты, деточка? Как же тебе не стыдно?» А уж одно и то же - тем более стыдно. А когда это навык - это одно и то же, и становится уже самому противно: уж сколько можно! И просто рот-то открывать стыдно, да и к батюшке стыдно идти: вот это как раз и есть плоды (первые, маленькие плоды, росточки) покаяния, покаянного чувства.

Есть Вселенская Церковь, и во Вселенской Церкви всё это очень заметно. Ведь Православная Церковь, служа Истине, пришла к формуле служения и чинопоследования Таинств. Есть три богослужебных круга: годовой, недельный, суточный. Они были продуманы и утверждены в Типиконе и в жизни, и даже все праздники всегда соединялись с повседневным бытом людей. У нас же приметы были: на Введение, например, обледенение, потом Никольские морозы, Сретенские морозы и т.д. Вся связывалось. На какие-то праздники выгоняли скотину, на какие-то загоняли, когда-то - пчел выставляли, потом убирали их. И этим было все пронизано.

И вот когда в свое время введенный в заблуждение дал указание, чтобы перешли на новый стиль, священномученик Сергий Мечёв пришел к нему (один святой пришел к другому святому), пал ему в ноги и сказал: «Ваше Святейшество, я вас люблю и уважаю, не считайте меня бунтовщиком, но я не могу! Оставьте меня под своим омофором как единоверца - как старообрядца!» Он не обличил, не оскорбил патриарха - смирение какое, какая мудрость! - но он свидетельствовал: «Я не могу отделиться от той Церкви, в которой я принял всё, что имею!» Ведь эта же Церковь жила именно так, а если всё переделать, мы пойдем вопреки Церкви.

Еще в первые века христианства, когда происходило создание литургических форм, были отменены агапы как часть богослужебного круга. На Карфагенском соборе был указан путь приуготовления к Евхаристии, которым и шли те святые, которых мы прославляем. Именно эта серьезность покаянного подвига и заставила связать исповедь и причащение. Если вначале еще были такие харизматические моменты, многие люди приходили в Церковь из язычества, то потом, когда постепенно всё стало выстраиваться, и появилась эта необходимость.

Конечно, при умножении количества членов Церкви стало сложнее: двенадцать апостолов, потом семьдесят апостолов, потом отцы, мужи апостольские… А люди и в те времена были неодинаковые, и эта неодинаковость, особенно после принятия эдикта Константна Великого, когда в Церковь ринулись буквально все (преследования отменили), тогда именно в Церкви появились всякие люди, начались, конечно, и ереси… Может быть, именно тогда и началось такое формальное отношение. Ведь и в обычной жизни это есть: не все же поступают в институт, и даже те, которые желают и попадают, не всегда трудятся, учась. Процентов двадцать только, а остальные - просто так, формально, ремесленники так называемые. И произошло это, видимо, как среди человечества, так и коснулось, естественно, и духовной жизни - и Церкви. Вот тогда-то и начался формализм. Во-первых, отделилась Западная Церковь от Восточной. И вот в Западной-то стремление к такому как бы порядку, к бухгалтерии вылилось в появление индульгенций. Прежде Божиего суда стали взвешивать добродетели и грехи. Это породило возмущение тогда, и появился раскол. Как показала история Церкви, после отделения Западной Церкви от Восточной, видимо, неправильная борьба пошла с формализацией: в Западной Церкви это привело к протестантскому расколу. Кстати, эта борьба началась с индульгенций, с Таинства Покаяния. Удивительно, что и там начали с Таинства Покаяния! И потом постепенно в оставшейся Церкви путем разрешения свободной исповеди, свободного причастия, исправления «формальной исповеди» пришли к появлению формального причастия - и вместе с водой выплеснули и ребенка.

В Церкви существуют всем известные акривия и икономия. Акривия - это стержень, это устав, это костяк, на котором всё держится. А икономия - это отдельные моменты, подходящие к отдельным личностям и обстоятельствам, - и одно без другого не может существовать. Или будет голый скелет, или кисель какой-то, без скелета, образно выражаясь. Поэтому всё должно быть соразмерно. И поэтому, когда начали отходить от формализма, и получилось, что было потеряно главное: был потерян дух.

Параллельно с этим стремление к совершенствованию внешней формы жизни Восточной Церкви, как бы учитывая требования современного мира, к этому времени привело к разделению восточных христиан - путем перехода части Восточных Церквей, по подобию Западной Церкви, на новый стиль. Это было следование духу мира. И в результате борьбы с формализмом появилось обновленчество (это же примерно в то же самое время - где-то 1922 год). Оно, вместо обращения к подъему духа (как это делали, например, отец Иоанн Кронштадтский и отец Алексий Мечев, Оптинские старцы) занялось изменением внешних форм: например, выносом престола на середину церкви и прочим.

Кстати, это же повторили и католики. Когда я был в Италии, то спрашивал: «Как у вас посты соблюдают?» Ну, постятся два дня в году, а особо ревностные - до обеда не едят мяса! То есть первоначально свободное отношение их к посту привело к тому, что постепенно от поста почти ничего не осталось. Та же печальная картина повторилась и с исповедью, и литургическая жизнь тоже стала ослабевать. А при переходе на новый стиль у них Успение пришлось на «бархатный сезон». Все на пляже, и тогда усердные ксендзы стали выносить престолы на пляжи и служить там мессы. Ну, это, конечно, нам очень даже непонятно: когда я рассказал об этом отцу Николаю Гурьянову, он сначала так вздрогнул, а потом таким кротким-кротким тоном сказал: «Не стоило бы этого делать!» То есть опять дух проявился в нем, смирение…

Обновленчество проявилось наиболее ярко в Русской Церкви. Слава Богу, что такой подход в стремлении к глобализации тогда был отвергнут, но он затаился до времени. Все изменения и нововведения в Западной Церкви (новый стиль, частичная отмена латинского языка, выездные мессы на пляже и др.) кажется, не произвели видимого церковного духовного «подъема» на Западе. В то же время ни церковнославянский язык, ни возврат к некоторым традициям «застывших» форм не помешали нашей Церкви выстоять в тяжелые времена гонений и начать воцерковление и возрождение приходской жизни. Не следование духу времени, а изменение духа, как и было сначала! Вывести соль земли. В частной беседе отец Александр Ветелев сказал мне: «Ничего не меняйте, лучше объясните: “живот” - ну, это “жизнь” и проч.…» Неправильное понимание перехода от формальной молитвы к неформальной может привести к постепенному оставлению и молитвы, и богослужения. Те формы, к которым пришла Церковь Христова как Тело Христово в течение многих веков, требуют одухотворения, а не изменения. Так же, как органы нашего тела требуют оживления, одухотворения, а не отсечения как изменения внешней формы, если плохо исполняют свое назначение.

Еще в 1969 году в частной беседе отец Тихон (Агриков) сказал: «Теперь исповедь должна быть как проповедь, а проповедь - как исповедь». А он как раз исповедью занимался. В то же время отец Сергий Орлов, по поводу размышления двух молодых священников о современной жизни, сказал: «Договорились до того, что про Бога забыли. А Бог есть Дух, а дух животворит!» Думается, что вот на это и должна быть направлены, прежде всего, исповедь и вообще исполнение правил и уставов Церкви: на дух.

Когда начинают говорить, что то или иное требует замены, нужно задуматься: что нужно менять? Если вопрос о непонятности церковнославянского, то, как говорил отец Александр Ветелев, можно отдельно объяснить некоторые слова, а если речь идет о Таинствах, то нужно помнить: эти Таинства совершали все те, кого мы прославляем - и прежде всего наши Новомученики и Исповедники Российские!