Притча о Милосердном самарянине одна из самых выразительных и трогательных. Здесь описана весьма жизненная ситуация. Город Иерихон был важным и последним перевалочным пунктом из Галилеи в Иерусалим, и все паломники, несомненно, проходили через него и оставались на ночлег, чтобы после достигнуть святого города. Расстояние от Иерусалима до Иерихона – примерно 30 км.

«…Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым.
31 По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо.
32 Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо.
33 Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился
34 и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем…» (Лк., Гл. 10).

Конечно, можно упрекнуть священника или левита, прошедших мимо забитого до полусмерти путника, в обрядоверии или черствости… Но не все так просто выходит, если смотреть на эту дорогу в непосредственной близости.

Только лишь в начале пути, от Иерусалима в Иерихон или обратно, можно найти хоть какую-то тень, укрывшись под оливковыми деревьями или пальмами. Большая же часть дороги представляет такой вот суровый пустынный пейзаж.

Быть избитым и ограбленным где-то посреди этой дороги, оставшись под палящим солнцем и без всяких источников воды – заведомо быть обреченным на мучительную смерть! И вот идут по этой дороге священник и левит… Интересная деталь: самарянин все-таки ехал на осле и мог таким образом помочь этому израненному путнику, тогда как священник и левит шли сами по себе, пешком! Ну и как тогда они могли помочь этому распростертому на дороге страдальцу!? И как бы поступил любой из нас, оказавшись в их положении, если б шел сам по себе пешком? Пройти 10, 15 км, ну даже 5, да хоть всего один километр, волоча на себе бесчувственного человека под палящим солнцем, – физически возможно ли!? И не останешься ли в таком случае вместе с этим несчастным, чтобы разделить его же участь?

Если же эта притча все-таки предполагает, что священник, левит и самарянин изначально были в равном положении по отношении к жертве (могли же и они иметь подобные транспортные средства), а все эти детали второстепенны и несущественны, то поступок самарянина еще больше возвышается. В конце концов, назвать любого иудея самарянином считалось величайшим оскорблением. «Не правду ли мы говорим, что Ты самарянин и что бес в тебе? » (Ин. 8, 48) - с нескрываемой досадой и яростью бросали Христу враждовавшии против Него иудеи. Самаряне отвечали ненавистью за ненависть. Кровавые стычки между ними и иудеями были явлением нередким, и в самом лучшем случае Христа просто не приняли в одном самарянском селении, т.к. «Он имел вид путешествующего в Иерусалим» (Лк. 9, 53). И вот тут-то некий самарянин, видя на дороге между Иерусалимом и Иерихоном бездыханного, израненного, потенциального своего врага, не оставляет его на верную смерть, но спасает ему жизнь!

Но почему же два других единоплеменника этого путника, еще раньше заметившие его, притом служители истинной веры, священник и левит, по очевидности должные быть ему ближними, проходят мимо? Только ли дело в их предполагаемом равнодушии и бессердечии? Конечно, нет: они могли быть вполне порядочными служителями, не хуже многих современных. Есть несколько предполагаемых ответов на эти вопросы.

1) Можно легко убедить себя, что лежащий человек пьян, если не осмотреть его внимательно. Или просто быть искренне уверенным в этом… А что с пьяного возьмешь? Проспится и сам пойдет дальше – ему, как говорится, «море по колено».
2) Священник и левит спешили на службу. Трудно сказать, как было тогда, но каждый из современных батюшек знает, что если он опоздает на богослужение без предварительного предупреждения, то могут быть осложнены отношения с настоятелем или правящим епископом.
А кому это надо!?***
3) Священник и левит боялись оскверниться и стать «нечистыми», поскольку прикосновение к мертвецу автоматически объявляло «нечистым» каждого. Тем более ритуальную чистоту по закону должен был строго соблюдать священнослужитель того времени.
4) Неимение попросту собственной достаточной физической силы, как и отсутствие по-близости дополнительной помощи.

По единодушному толкованию святых отцов, как и по содержанию многочисленных богослужебных текстов, милосердный самарянин в этой притче прообразует Самого Христа. Впадший же «в разбойники» путник символизирует страдающую душу грешника, «израненную» многочисленными грехами и одолеваемую «разбойническими помыслами». Ни священник, ни левит, служители Закона, не способны исцелить или даже сколько-нибудь смягчить боль от ран страждущего путника – их врачует Сам Христос, Своею благодатью. Но разве дух законничества и мертвой буквы так уж исчез за последующие две тысячи лет христианства?
«Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от иудеев, - говорил Христос самарянке у колодца Иаковлева. - Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине; ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин. 4, 22-23). Ищет… но не всегда находит: нивы побелели, но «жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9, 37), причем по-прежнему мало, и вряд ли больше стало. И если те, кого Он избрал, кого «поставил блюстителями, пасти Церковь…, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян. 20, 28), оказываются не на высоте и подпадают под влияние духа «века сего» и духа законничества, Бог открывается и действует в мире уже не только и не столько через Своих основных избранников, сколько помимо них. И это касалось не только ветхозаветного Израиля, но происходит всю нашу христианскую историю.

Одна из неразрешимых антиномий христианской истории и жизни - о Церкви видимой и ее границах и об истине, в ней и ей хранимой. Исторически довольно многочисленные грехи христиан часто мешали иноверцам приобщаться к поклонению Богу в «духе и истине». И хотя ясно, что всякий грех против Бога и ближнего есть ложь, измена, но острее всего такая измена переживается в нехристианском мире из-за систематического несоответствия образа жизни учащих и проповедующих тому, к чему они призывают. И бывали обратные примеры, показывавшие явление силы и милости Божией как бы вне истинной религии, иудейской в Ветхом Завете и православно-христианской в Новом. Притча о милосердном самарянине – яркое и вечное о том свидетельство Самого Христа. Вера самарян могла в своей искренности и глубинe далеко превосходить правильную богословски, но бесплодную практически веру иудейских книжников. Из десяти прокаженных, исцеленных Христом, вернулся поблагодарить Его всего лишь один, и тот был не правоверный иудей, а самарянин (Лк. 17, 11-19). Прошел мимо израненного разбойниками до полусмерти путника единокровный ему священник, призванный наставлять других в вере и являть в ней личный пример! Наоборот, остановился и оказал страждущему помощь, фактически спас жизнь ему враг по природе и по закону, злостный еретик, став для него самым что ни на есть ближним. Как часто можно встретить подобное в нашей жизни! Когда почти не остается посреди малого стада Христова истинных служителей, пребывающих в слове Его, Он Сам являет чудеса и изливает Свою любовь помимо них, через иноверцев-еретиков или даже через совсем как будто не верующих. Много говорили и писали о том, что подлинно христианская нравственность невозможна без содействия Божественной благодати, действующей в Церкви. Но если ее же действие по нашим грехам зачастую умаляется - не подтверждает ли окружающая жизнь, что как-то уж неуклюже мы пытаемся ограничить и подчинить себе ее благое и таинственное веяние? «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3, 8). Мы говорим о себе, что у нас истина, что мы православные, а Господь из камней воздвигает себе православных... Отец Сергий Желудков («Почему и я - христианин») приводит в пример тех людей, в которых являлась «идеальная человечность, достойная абсолютной, божественной жизни». Водитель грузовика, отдавший свою жизнь ради спасения 50 пассажиров автобуса, падавшего под откос («Правда», 21. XII. 1965), пастор Дитрих Бонхеффер, погибший в нацистском застенке 9 апреля 1945 г., которому принадлежат удивительные слова: «Христиане уподобляются Богу в Его страдании, вот это и отличает их от язычников... Человек получает вызов участвовать в страданиях Бога в руках безбожного мира» (что сильно перекликается с высказыванием старца Силуана - «молиться за людей - кровь проливать»). А героизм многих воинов в Великой Отечественной Войне, связанный, пусть и не так явно, с той великой любовью - душу свою полагать за друзей своих (Ин. 15, 13)? Ведь нашей падшей, испорченной природе (или естественно-животной природе) свойствен как раз инстинкт самосохранения!

Конечно, одной нравственной чистоты никак не достаточно, как и одно лишь видимое служение ближнему. Но проявляющийся нередко среди церковных людей нравственный релятивизм как раз и приводит к цепной реакции соблазнов вокруг них. Те, кто соблазняются, могут в лучшем случае, покинув Церковь, сохранять в себе искры былой веры; в худшем же объявить, что все это «попы придумали», и ради любви к правде и нравственности начать восставать против Церкви. А если они к тому же еще и волевые, и преисполненные гордыней, сознанием собственной значимости, но без подлинно духовных ориентиров, то воистину все их благие намерения оборачиваются дорогой в ад. Сколько было таких людей в России в XIX и первой половине ХХ века! Была ли их вина в том, что они не смогли подняться выше душевно-земных переживаний, или же беда? Или все-таки больше спрос с тех, кто в то самое время затворяли многим людям Царство Небесное, сами не входя и входящих не допуская? Н.А. Некрасов в стихотворении «Пророк» писал о Чернышевском:

«Его еще покамест не распяли,
Но час придет – он будет на кресте.
Его послал Бог гнева и печали
Рабам земли напомнить о Христе».

В отличие от Некрасова мы воспринимаем Бога не столько как «гнева и печали», сколько как Бога милости и любви. Но все же приходит на память и семикратное слово Христа, исполненное горечи и скорби и обращенное к духовным вождям народа израильского: «Горе вам!..» (Мф. гл. 23). Тогда либо варварские народы, как было в древние времена, или воинствующие безбожники, как стало в столь близкую к нам эпоху, действительно становились орудиями Божьего «гнева и печали», орудиями вразумления. Оскудевает в Церкви святость, падают нравы – и мир, где далеко не всегда и не везде обретаются милосердные самаряне, перехватывает инициативу, борясь за правду, за высшую справедливость, равенство, братство, как он их понимает. В нем появляются свои подвижники, аскеты, пророки, мученики со своей безблагодатной святостью. А в последующих поколениях фальшивая святость и та оскудевает, вырождаясь в полнейшую беспринципность или откровенный сатанизм.

А все от того, что избранные в первую очередь служители Божьи «проходили мимо» многочисленных страждущих и вопрошающих, ограничиваясь лишь общими фразами о терпении и смирении. А проходя мимо ближних своих, они в конечном счете прошли мимо Самого Христа. Призванные нести Его образ, что могли они дать окружающим, если, по слову преп. Макария Великого, никто не может придти к Богу, если не увидит хотя бы на одном лице отблеск вечной жизни?
Особенно часто милосердный самарянин вспоминается Церковью на 5-й седмице Великого поста, когда повторно читается Великий канон преп. Андрея Критского. Не только потому, что мы силимся открыть перед Христом наши душевные язвы, чтоб Он возлил на них от Своего вина и елея. Но можно к концу поста задать себе вопрос: насколько пост мой прошел угодным Богу, и не успел ли я в очередной раз вместе с тем священником и левитом из притчи пройти мимо кого-то, кто немедленно нуждался в моей помощи?

Моими помышлении в разбойники впад, пленен бых окаянный умом, и люте уязвихся, всю душу мою ураних, и отнюд лежу наг добродетелей на житейстем пути. Священник же видев мя ранами боляща безисцельна, презрев не воззре на мя: левитянин же паки не терпя душетленныя болезни, и той видев мя, мимо иде. Ты же благоволивый, не от Самарии, но от Марии воплотитися Христе Боже, человеколюбием Твоим подаждь ми исцеление, изливая на мя великую Твою милость

Русский перевод:
Моими помыслами впав в руки разбойников, стал я пленником умом и люто уязвленным, всю мою душу изранив, и с тех пор лежу обнаженным от добродетелей на жизненном пути. Священник же, увидев меня, неизлечимо больного от ран, возгнушавшись, не обратил ко мне взор; потом и левит, увидев меня и не стерпев растлевающую душу болезнь, прошел мимо. Ты же, Христе Боже, благоволивший придти не от Самарии, но от Марии воплотиться, человеколюбием Твоим подай мне исцеление, изливая на меня великую Твою милость!
(стихира на «Господи, воззвах» в среду вечера 5-й седмицы)

Эта притча обличает нас, православных вообще и священников в особенности, нестерпимо глубоко, если вдуматься, хотя обличение это, как и в любых других притчах, незаметное и ненавязчивое. Быть может, оно сродни тому взгляду Христа, который поймал апостол Петр после троекратного своего отречения, и тут же горько заплакал? И не этот ли глубокий и кроткий взгляд будет для нас нестерпимым, невыносимым на будущем Суде? Мы-то, священники, сколько раз отрекались от Христа – не явными словами, но прикровенно, в жизни, и сколько раз проходили мимо ждущих от нас слова любви, мира, доброго совета? Господи! Помяни нас, священников негодных, егда приидеши во Царствии Твоем!

***Я до сих пор не обращал внимания на одну деталь, т.к. в синодальном переводе эта тонкость не указана. Действительно, священник не просто "шел" и "прошел мимо", а κατέβαινεν , то есть спускался. Значит, шел в Иерихон, и вовсе значит не на службу. Так что версия (2) отпадает сама собой!

Почему во время службы священник окуривает кадилом людей?

Отвечает иеромонах Иов (Гумеров):

В религиозной обрядовой символике фимиам обозначает молитву. На это указано в Священном Писании: «И когда он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых» (Откр.5:8). Как благовонный дым легко поднимается вверх, так и искренняя молитва, исходящая от очищенного сердца, должна возноситься к Богу. Как фимиам имеет приятный запах, так и моление, совершаемое с любовью и смирением, угодны Господу. Св. апостол Павел говорит: «подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное» (Еф.5:1-2). В приведенных словах мы находим мысль, что ветхозаветное каждение было прооброзом благоухания подвига Спасителя мира. Когда за очередной ропот Бог стал поражать израильтян, первосвященник Аарон, войдя в среду народа, стал совершать каждение, гнев Божий прекратился (Числ.16:41-48). Грех был прощен. Св. пророк Захария во время каждения в храме получил весть от Ангела Господня о рождения сына – Предтечи Господа великого Иоанна (Лк.1:11).

Нужно сказать, что каждение имеет не только символическое значение, но является также и реальным очищающим действием. Это известно из практики. Мне самому довелось в этом убедиться во время освящения квартиры. В доме, куда я был приглашен, находилась пожилая женщина, которая много лет страдала от вселившегося в нее демона. Она могла молиться, приступать к святым таинствам, но не имела возможности избавиться от бесовского плена. Предупрежден я не был, но убедился в этом с первой же минуты. Она попыталась поблагодарить священника за то, что он пришел в их дом, но закончить фразу не успела. Другой голос в ней грубо оборвал ее и сказал, явно обращаясь к священнику: «Зачем пришел. Уходи…». Священник в подобных случаях не должен вступать в общение с демоном, спорить или обличать его. Ему надо положиться на помощь Божию и совершить дело, ради которого пришел, не обращая никакого внимания на беса. За все время моего пребывания в доме была возможность наблюдать его поведение. Если священник не произносил молитву, а молча совершал необходимое действие, то демон замолкал. Как только возобновлялась молитва, он начинал что-нибудь выкрикивать, чтобы перебить и помешать. Когда я стал окроплять квартиру святой водой, бес начал громко кричать: «Гонят меня, гонят. Сам уйду, сам уйду. Через два с половиной часа уйду». Не буду все подробно описывать. Скажу лишь, что крики его и недовольство достигли особой силы, когда началось каждение всей квартиры. Можно было наглядно убедиться в верности пословицы: «Ладан на чертей, а тюрьма на татей» (В.И.Даль. Пословицы русского народа) . Замечу, что крики демона слышали все присутствующие. В этом я убедился после окончания молебна.

Не любят также демоны, когда горит лампада или возжигается свеча. Совершая установленные Церковью обрядовые действия, христианин должен помнить, что они имеют значение и силу, только тогда, когда от сердца нашего исходит чистый фимиам смирения, любви и благодарения к Богу. Господь говорит: «от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф» (Мал.1:11).

И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что́ мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?

Он же сказал ему: в законе что́ написано? ка́к читаешь?

Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя.

Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить.

Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?

На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым.

По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо.

Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо.

Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе.

Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?

Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.

От Луки 10:25-37

Толкование Евангелия блаженного
Феофилакта Болгарского

Блаженный Феофилакт Болгарский

Лк.10:25. И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что́ мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?

Законник этот был человек хвастливый, очень высокомерный, как оказывается из нижеследующего, и сверх того коварный. Поэтому он приступает к Господу, искушая Его, вероятно, он думал, что уловит Господа в Его ответах. Но Господь указывает ему на тот самый Закон, коим он очень надмевался.

Лк.10:26. Он же сказал ему: в законе что́ написано? ка́к читаешь?
Лк.10:27. Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим,

Смотри, с какой точностью Закон заповедует любить Господа. Человек есть совершеннейшее из всех творений. Хотя он имеет и нечто общее со всеми ими, но имеет и нечто преимущественное. Например, человек имеет общее с камнем, ибо он имеет волосы, ногти, кои бесчувственны, как камень. Имеет общее с растением, потому что он растет и питается, и рождает подобное себе, как и растение. Имеет общее с животными бессловесными, потому что имеет чувства, гневается и похотствует. Но, что возвышает человека над всеми прочими животными, он имеет общее и с Богом, именно: разумную душу. Поэтому Закон, желая показать, что человек всецело во всем должен предать себя Богу и все душевные силы пленить в любовь Божию, словами «всем сердцем» указал на силу более грубую и свойственную растениям, словами «всею душою» - на силу более тонкую и приличную существам, одаренным чувствами, словами «всем разумением» обозначил отличительную силу человека - разумную душу. Слова «всею крепостию» мы должны применить ко всему этому. Ибо мы должны подчинить любви Христовой и растительную силу души. Но как? - сильно, а не слабо: и чувственную, и ее сильно; наконец, и разумную, и ее также «всею крепостию», так что мы всецело должны предать себя Богу и подчинить любви Божией нашу силу питательную, чувствующую и разумную.
и ближнего твоего, как самого себя.

Закон, по причине младенчества слушателей не могший еще преподать совершеннейшего учения, заповедует любить ближнего, «как самого себя». Но Христос научил любить ближнего больше, чем и самого себя. Ибо Он говорит: никто не может оказать «больше той любви, как если кто… душу свою… положит… за друзей своих» (Ин. 15:13).

Лк.10:28. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить.

Итак, законнику говорит: «правильно ты отвечал». Поскольку ты, - говорит, - подлежишь еще Закону, то ты правильно отвечаешь; ибо по Закону ты верно рассуждаешь.

Лк.10:29. Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?

Законник, получив похвалу от Спасителя, выказал высокомерие. Он сказал: «а кто… ближний… мой»? Он думал, что он праведен и не имеет подобного себе и близкого по добродетели; ибо полагал, что праведнику ближний есть только праведный же. Итак, желая оправдать себя и возвыситься пред всеми людьми, он с гордостью говорит: а кто ближний мой?

Лк.10:30. На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым.

Но Спаситель, поскольку Он Творец и во всех видит одно создание, определяет ближнего не делами, не достоинствами, но природой. Не думай, - говорит, - что поскольку ты праведен, то и нет тебе никого подобного. Ибо все имеющие одну и ту же природу суть ближние твои. Итак, и ты сам будь ближним их не по месту, но по расположению к ним и заботливости о них. Для того и привожу Я тебе в пример самарянина, чтобы тебе показать, что хотя он различался по жизни, однако ж, стал ближним для нуждавшегося в милости. Так и ты проявляй себя ближним чрез сострадание и поспешай на помощь по собственному признанию. Итак, этой притчей мы научаемся быть готовыми к милосердию и стараться быть ближними для тех, кои нуждаются в нашей помощи. Познаем и благость Божию в отношении к человеку. Природа человеческая шла «из Иерусалима», то есть из безмятежной и мирной жизни, ибо Иерусалим означает «видение мира». Куда же шла? «В Иерихон», пустой, низкий и удушливый от жара, то есть в жизнь, полную страстей. Смотри: не сказал Он «сошел», но «шел». Ибо природа человеческая всегда склонялась к земному, не однажды, но постоянно увлекаясь страстной жизнью. «И попался разбойникам», то есть попался бесам. Кто не сойдет с высоты ума, тот не попадется бесам. Они, разоблачив человека и сняв с него одежды добродетели, нанесли ему греховные раны. Ибо они сначала обнажают нас от всякого доброго помысла и покрова Божия, а потом и наносят раны грехами. Природу человеческую они оставили «едва живым» или потому, что душа бессмертна, а тело смертно, и таким образом подчинена смерти половина человека, - или потому, что природа человеческая не совсем была отвержена, а надеялась получить спасение во Христе, и таким образом была не совершенно мертвой. Но как чрез преступление Адама смерть вошла в мир, так чрез оправдание во Христе смерть имела быть упраздненной (Рим. 5:16-17).

Лк.10:31. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо.
Лк.10:32. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо.

Под священником и левитом разумей, пожалуй, Закон и пророков. Ибо они желали оправдать человека, но не могли. «Невозможно, - говорит апостол Павел, - чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи» (Евр. 10:4). Они сжалились над человеком и размышляли: как бы исцелить его, но, побежденные силой ран, опять удалились назад. Ибо это значит (пройти мимо). Закон пришел и остановился над лежащим, но потом, не имея силы уврачевать, отступил. Это и означает «прошел мимо».

Лк.10:33. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился

Смотри: слово «по случаю» имеет некоторый смысл. Ибо Закон, действительно, дан не по особой какой-то причине, но по причине слабости человеческой (Гал. 3:19), не могшей сначала принять Христова таинства. Поэтому и говорится, что священник, то есть Закон, пришел уврачевать человека не нарочито, но «по случаю», что мы обыкновенно называем случайностью. Но Господь и Бог наш, ставший «за нас клятвою» (Гал. 3:13) и названный Самарянином (Ин. 8:48), пришел к нам, совершая путь, то есть предлогом к пути и целью поставив то самое, чтобы исцелить нас, а не проходом только, и посетил нас не случайно (между прочим), но жил с нами и беседовал не призрачно.

Лк.10:34. и, подойдя, перевязал ему раны,

Тотчас «перевязал… раны», не попустив болезни усилиться, но связав ее.
возливая масло и вино;

«Возлил масло и вино»: масло есть слово учения, предуготовляющее к добродетели обещанием благ, а вино - слово учения, приводящее к добродетели страхом. Итак, когда слышишь слово Господа: «Приидите ко Мне, и Я успокою вас» (Мф. 11:28) - это масло, ибо показывает милость и успокоение. Таковы же слова: «приидите,… наследуйте Царство, уготованное вам» (Мф. 25:34). Но когда Господь говорит: идите во тьму (Мф. 25:41) - это вино, учение строгое. Можешь разуметь и иначе. Масло означает жизнь по человечеству, а вино - по Божеству. Ибо Господь иное совершал как человек, а иное как Бог. Например, есть, пить, проводить жизнь не без приятностей и не обнаруживать суровости во всем, как Иоанн, - это масло; а чудный пост, хождение по морю и прочие проявления Божеской силы - это вино. Вину можно уподобить Божество в том отношении, что Божества в Самом Себе (без соединения) никто не мог бы стерпеть, если б не было и масла сего, то есть жизни по человечеству. Поскольку же Господь спас нас чрез то и другое, то есть Божество и человечество, то поэтому и говорится, что Он возлил масло и вино. И ежедневно те, кои бывают крещаемы, исцеляются от ран душевных, будучи помазуемы миром, тотчас же приобщаясь к Церкви и причащаясь Божественной Крови.
и, посадив его на своего осла,

Господь посадил нашу израненную природу на Своего подъяремника, то есть на Свое Тело. Ибо, сделал нас Своими членами и причастниками Своего Тела: нас, долу находящихся, возвел на такое достоинство, что мы одно с Ним Тело!
привез его в гостиницу и позаботился о нем;

Гостиница есть Церковь, всех принимающая. Закон не всех принимал. Ибо сказано: «Аммонитянин и Моавитянин не может войти в общество Господне» (Втор. 23:3). «Но во всяком народе боящийся Его… приятен Ему» (Деян. 10:35), если желает уверовать и сделаться членом Церкви. Ибо Она всех принимает: и грешников, и мытарей.

Лк.10:35. а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе.
Лк.10:36. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?
Лк.10:37. Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.

Примечай точность, с какой сказано, что привез его в гостиницу и возымел о нем попечение. Прежде чем привез в нее, он только перевязал раны. Что это значит? То, что когда составилась Церковь и открылась гостиница, то есть, когда вера возросла почти у всех народов, тогда открылись и дары Святого Духа, и благодать Божия распространилась. Это узнаешь из Деяний Апостольских. Образ гостиника носит в себе всякий апостол и учитель, и пастырь, Им Господь дал «два динария», то есть два Завета: Ветхий и Новый. Ибо тот и другой Завет, как изречения одного и того же Бога, имеют на себе изображение одного Царя. Сии-то динарии Господь, восходя на небеса, оставил апостолам и последующих времен епископам и учителям.

Сказал: «если что из своего издержишь,… я… отдам тебе». Апостолы, действительно, издерживали и свое, много трудившись и повсюду рассеивая учение. Да и учители последующих времен, изъясняя Ветхий и Новый Завет, много издержали своего. За это они получат награду, когда Господь возвратится, то есть во второе Его пришествие. Тогда каждый из них скажет Ему: Господи! Ты дал мне два динария, вот я приобрел другие два. И Он так скажет таковому: «хорошо, добрый раб!» (Лк. 19:17).

Вконтакте

– Скажите, отец Александр, неужели всё так плохо? С чего вдруг в послепетровские времена резко меняется отношение дворянства к священству? Может быть, этому содействовали антицерковные реформы Петра? Или его собственное презрительное отношение к Церкви и духовенству? Или, может, засилье немцев возле трона с их протестантскими веяниями?

– Конечно, корни у этой проблемы более глубокие. Разворот России к Западной Европе, увлечение высшего света блеском всего европейского и влияние иностранцев при царском дворе, всё это началось еще со времен Иоанна Грозного. Ну а пика достигло, разумеется, при Петре. Петр I проводил чересчур форсированную европеизацию, в которую крайне сложно вписывались русские религиозные устои и старомосковское духовенство.

Например, современный венгерский историк Дюла Свак предлагает сравнить отношение Ивана IV и Петра I к Церкви. Он пишет: «С поражающим сходством Петр I и Иоанн IV высмеивали церковную иерархию. Иоанн IV создал в Александровской слободе монашеское братство под своим руководством, а Петр I – «всешутейший и всепьянейший собор». Иоанн IV был душевно надломленным, фанатически верующим человеком, а Петр I – просто кутилой, но он действительно хотел приручить и подмять под себя Церковь, что ему блестяще удалось, в отличие от Иоанна IV, никогда не поднимавшего руку на церковные догмы или церковную иерархию.

Причем Петр I, который вел сознательную антицерковную политику, и пальцем бы не притронулся к руководителям Церкви, в то время как Иоанн IV с совершенно спокойной душой применял самые жестокие меры, чтобы заставить замолчать митрополита Филиппа». Ну и не забывайте, что русской религиозности был нанесен ощутимый удар расколом XVII века.

Давайте просто взглянем, как складывались отношения приходского священства с богатой образованной частью населения России в послепетровскую эпоху. Уже в середине XVIII века, через двадцать пять лет после смерти Петра, мы обнаруживаем подчас совершенно ужасающие картины.

В 1750 году помещик Чарторыжский пришел пьяным в алтарь храма села Любятово под Звенигородом и потребовал, чтобы священник уступил место у престола его собутыльнику псаломщику, отстраненному от службы этим священником. На следующий день священник и его дети были биты по приказу этого помещика.

В том же 1750 году в Серпуховском уезде помещик князь Вяземский со своими крестьянами избил священника, который вступил в конфликт с его крестьянином из-за якобы украденной у оного священника лошади. Священник шел для совершения соборования в соседнее сельцо Мокрое, имел при себе дароносицу со Святыми Дарами. Князь Иван Вяземский пнул ногой дароносицу, из которой выпали Святые Тайны, которые и были попраны ногами его и его крестьян.

В 1764 году воронежский помещик Елагин пригласил к себе местных священников с их женами в гости. У себя дома он приказал их раздеть донага и бил священников смертным боем. Выбросив их из дома за ворота, сказал, что сия экзекуция будет повторяться регулярно.

В 1770-х годах в Ярославле было громкое дело об исправнике Безобразове, который очень любил бить прохожих на улицах этого древнего города. Под руку ему попался священник, шедший в дом болящего причастить его. Батюшка выставил перед собой сосуд со Святыми Дарами, который доблестный исправник тоже не пощадил.

К середине XIX века ситуация несколько изменилась. Реформы Александра II положительно повлияли на социальные отношения.

Тут мы уже явной жестокости не наблюдаем. Но последствия петровских времен еще давали о себе знать. Господствующее положение Церкви было иллюзорным и двусмысленным. Митрополит Киевский и Галицкий Арсений в 1862 году писал: «Мы живем в век жестокого гонения на веру и Церковь под видом коварного о них попечения».

Образованный класс во многом оторвался от духовного уклада народа и пренебрегал духовенством. Вслед за ним и крестьянство подражало в своем поведении землевладельцам, офицерам и чиновничеству. Страдала и государственность, которая традиционно опиралась на благословение царской власти Самим Богом и Церковью. Один из героев Достоевского по этому поводу сделал цельное умозаключение: «Если Бога нет, так какой же я после этого капитан»?

Надо понимать, что очень у многих, особенно богатых и образованных, презрительное отношение к священнику всё равно остается.

Картина Н.В. Неврева «Воспитанница». 1867

Люди из дворянской среды вообще мало понимали, какова жизнь простого сельского священника. Вот посмотрите, как описывает Чехов в своем рассказе «Кошмар» впечатление молодого избалованного жизнью землевладельца после встречи с деревенским священником, вся вина которого заключается в том, что он беден настолько, что одежда его заношена, а сам он просто голоден.

«Какой странный, дикий человек! Грязен, неряха, груб, глуп и, наверное, пьяница… Боже мой, и это священник, духовный отец! Это учитель народа! Воображаю, сколько иронии должно быть в голосе дьякона, возглашающего ему перед каждой обедней: «Благослови, владыко!» Хорош владыко! Владыко, не имеющий ни капли достоинства, невоспитанный, прячущий сухари в карманы, как школьник… Фи! Господи, в каком месте были глаза у архиерея, когда он посвящал этого человека? За кого они народ считают, если дают ему таких учителей? Тут нужны люди, которые…»

В конце рассказа, когда герой потратит время, чтобы разобраться, и сам увидит, насколько ужасна и материально и нравственно невыносима жизнь этого священника, ему станет стыдно. А скольким авторам таких скоропалительных выводов было недосуг разобраться?

Или вот, например, какую ситуацию описывают дочери священника Сергия Самуилова в своей книге воспоминаний «Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей».

«Отец Григорий, по обыкновению, ровно в восемь часов утра отслужил молебен перед началом ученья в церковной школе и пришел в земскую, попечительницей которой считалась первая дама волости, мадам Маттэрн. Там также все уже собрались, и ученики с родителями, и учителя, не было только попечительницы. Подождав с полчаса, решили послать к ней, напомнить. Посланный вернулся с лаконическим ответом: спала, скоро встанет и придет. Через новые полчаса послали вторично. Ответ получился уже раздраженный: она же сказала, чтобы подождали, что она скоро будет. Подождали еще полчаса, еще лишние десять минут; ребятишки истомились, взрослые тоже, и решили начать молебен.

Мадам Маттэрн явилась разряженная, со своими гостями, когда дети уже сидели на партах, ожидая начала уроков, а отец Григорий, взяв шляпу и палку, направлялся к выходу. Волостная гранддама недовольно поморщила носик и ядовито осведомилась, почему не потрудились подождать ее, ведь она говорила, что придет. Отец Григорий довольно спокойно возразил, что ее ждали час сорок минут, что дети устали ждать, а их родители не могли терять целый рабочий день в эту еще горячую рабочую пору. Мадам Маттэрн слушала его, полуотвернувшись и рассматривая в лорнет какую-то неизвестную точку на стене, потом, также вполоборота, презрительно бросила:

– Свинья останется свиньей!

– И будет заставлять ждать себя час сорок минут, – громко и раздельно отчеканил отец Григорий, подчеркивая каждый слог ударом об пол своей тяжелой палки. Потом повернулся и вышел, не слушая раздавшегося сзади истерического визга. Маттэрн, муж попечительницы, потом грозил, что добьется неприятностей для дерзкого священника, ездил к архиерею, но дело кончилось ничем, только матушка поволновалась, а за батюшкой окончательно утвердилась репутация беспокойного».

– И это при том, что Церковь в XIX веке сама всё больше ратует за просвещение…

– Вы знаете, ведь именно с подвижнического труда духовенства началось в России всеобщее народное образование в современном его понимании. Мало кто знает, что русский церковный приход уже в царствование Александра I имел при храме церковно-приходскую школу. В ней крестьянские дети получали полноценное начальное образование. Существовала эта школа за счет продажи свечей, добровольных пожертвований, а часто пребывала на иждивении самого священника. То есть приходской священник, по сути, забирает средства у своей семьи и отдает на образование своих прихожан!

– А волновал ли государство уровень образования самих священников?

– Чрезвычайно волновал. В петровские и последующие времена духовное образование насаждалось в среде старорусского духовенства очень болезненно. В XVIII веке и начале века XIX не имеющий духовного образования сын священника мог попасть в податное состояние или попросту мог стать рекрутом. Сам иерей и другие клирики, если не выдерживали экзамена при учиняемых высшей властью «разборах духовенства», могли быть тоже отданы в солдаты. В 1831 году при таком всеобщем сокращении духовенства только в Тамбове были отправлены в армию от 400 до 600 человек священников и церковнослужителей.

Эти жесткие меры дали свои плоды, и к началу ХХ века образованность духовенства действительно была очень высокой. Без семинарского образования стать священником было невозможно.

Другое дело, что и получив это образование, кандидат на рукоположение мог ждать своего часа очень долго. Приходов на всех не хватало, и окончивший курс в семинарии молодой человек шел трудиться в церковно-приходскую или земскую школу.

Тут, конечно, надо нам понимать, что бедность сельского священника и сельского учителя была ужасающей. Духовенство тратило большую часть своих невеликих доходов на образование своих детей. Обучение в духовном училище и семинарии, не говоря об академии, было платным. Многодетный сельский священник не всегда мог найти средства для получения всеми его сыновьями семинарского образования. Часто обремененный многочисленным семейством сельский пастырь с трудом давал своим детям возможность окончить только духовное училище, которое позволяло претендовать на место младшего церковнослужителя, то есть дьячка. На семинарию, чтобы они могли принять священный сан диакона и иерея, денег в семье могло просто не найтись.

В этой связи можно вспомнить детство святых Иоанна Кронштадтского и Тихона Задонского. Их семьи, принадлежавшие к духовному званию, были на грани такой страшной бедности, что не могли найти деньги для их обучения. И только колоссальные усилия позволили им это осуществить. При этом старший брат святителя Тихона пожертвовал своей священнической карьерой ради славного будущего своего младшего брата.

Священник должен был дать образование и своим дочерям, которые только в том случае могли рассчитывать на хорошее замужество, если окончили епархиальное женское училище. Дети духовенства в конце XIX века и начале века ХХ были действительно хорошо образованы. Сама домашняя обстановка формировала их нравственный и культурный облик. Сестры Наталья и София Самуиловы, авторы уже упоминавшейся книги «Отцовский крест» не имели возможности как дети лишенца получить высшее образование после революции. Но написанная ими книга говорит сама за себя. Ее могли написать только люди, обладавшие высоким уровнем культуры и образованности, которую они получили в семье и начальной школе.

– Ну, хорошо, отец Александр. Богатые и образованные относятся к священнику предвзято. Но ведь были же и проблемы. Например, пресловутое поповское пьянство…

– Мы всё-таки должны понимать, что тема пьянства в среде духовенства раздута была довольно искусственно. Да, об этом писали. Лесков, например, об этом писал с присущим ему гротеском. А вот Чехов, наоборот, с пониманием и состраданием. Возьмите его рассказы «Кошмар» и «Письмо». Если в рассказе «Кошмар» эта тема подается лишь вскользь, при упоминании отрешенного за пьянство священника, которого по христианскому милосердию своему содержит занявший его место вечно голодный отец Яков, то главного героя рассказа «Письмо» отца Анастасия, который сам страдает этим недугом, Чехов описывает без всякого осуждения или насмешки. В результате перед нами встает претерпевший множество испытаний горемычный человек, который при этом не озлобился на жизнь, а сохранил пастырскую мудрость и доброту, сохранил милующее сердце. Причину пьянства отца Анастасия Чехов обозначает как бы пунктиром, но всё равно ясно – это непроходимая бедность. Давайте посмотрим размышления о нем другого героя этого рассказа – отца благочинного. Вот послушайте:

«У благочинного старик бывал по делу. Месяца два назад ему запретили служить впредь до разрешения и назначили над ним следствие. Грехов за ним числилось много. Он вел нетрезвую жизнь, не ладил с причтом и с миром, небрежно вел метрические записи и отчетность – в этом его обвиняли формально, но, кроме того, еще с давних пор носились слухи, что он венчал за деньги недозволенные браки и продавал приезжавшим к нему из города чиновникам и офицерам свидетельства о говении. Эти слухи держались тем упорнее, что он был беден и имел девять человек детей, живших на его шее и таких же неудачников, как и он сам. Сыновья были необразованны, избалованы и сидели без дела, а некрасивые дочери не выходили замуж.

Благочинный верил в исправление людей, но теперь, когда в нем разгоралось чувство жалости, ему стало казаться, что этот подследственный, испитой, опутанный грехами и немощами старик погиб для жизни безвозвратно, что на земле нет уже силы, которая могла бы разогнуть его спину, дать взгляду ясность, задержать неприятный, робкий смех, каким он нарочно смеялся, чтобы сгладить хотя немного производимое им на людей отталкивающее впечатление.

Старик казался уже отцу Федору не виновным и не порочным, а униженным, оскорбленным, несчастным; вспомнил благочинный его попадью, девять человек детей, грязные нищенские полати, вспомнил почему-то тех людей, которые рады видеть пьяных священников и уличаемых начальников, и подумал, что самое лучшее, что мог бы сделать теперь отец Анастасий, это – как можно скорее умереть, навсегда уйти с этого света».

– То есть бедность, бедность и еще раз бедность?

– Почитайте мемуары. Смотрите, протоиерей Александр Иванович Розанов, бывший благочинным в Саратовской губернии. Он вспоминает, что один недавно поставленный на приход священник жил в сгнившей избе целый год. В этом жилище он не мог даже встать в полный рост. Другой молодой священник, пока ему не подыскали жилья, жил со своей семьей в местном кабаке, который состоял из двух изб. Еще один присланный на приход батюшка жил в курной избе. Не выдержав этого испытания, вырыл себе землянку и жил в ней всё лето, так он дождался построенного для него флигеля.

Чтобы получить приличное жилье и средства на ремонт храма, священник должен был на свои деньги угощать вином местного богача, приходского старосту, да и всю крестьянскую общину. Если самым богатым человеком в данной местности был мироед виноторговец, священник, призывавший к трезвости прихожан, получал в его лице всесильного и опасного врага.

Жалование священника было скудным, он жил или пожертвованиями, или доходами со своей земли, которую ему тоже помогали обрабатывать крестьяне. Священник был зависим в получении пахотной земли, лугов и пастбищ. Часто ему выделялся сельским миром овраг, болото, пески или пустоши, заросшие кустарником. Если мир не был доволен заносчивым и не оказавшим ему уважения священником, то не только земля выделялась ему плохая, но никто не приходил помочь ему ее обработать. На решение крестьянского мира оказывали сильнейшее влияние зажиточные крестьяне, кулаки, лавочники или местный помещик.

Помните известную картину художника Перова «Крестный ход на Пасху»? Когда попадается на глаза это изображение, сразу, как и у чеховского благочинного, на ум приходят мысли о «тех людях, которые почему-то рады видеть пьяных священников и уличаемых начальников».

Да, на этом полотне изображен пьяный священник и хоругвеносцы. Правильно это действо называется не «крестный ход», а «хождение с крестом». В чем здесь суть? У священника была прямая обязанность поздравлять всех проживавших в границах его прихода православных христиан с Пасхой и Рождеством, посетив их дома со Святым Крестом и иконами. Дело в том, что во время хождения с крестом по домам хозяин не только угощал церковников вином, но давал положенную десятину деньгами и плодами своих трудов. Церковнослужители, особенно низшего ранга, кормились этим, часто небогатым, подаянием в течение всего года.

Сами священники тоже были заинтересованы в этих посещениях. Кроме получения денег и других пожертвований, они тем самым могли оказать уважение влиятельным людям, которые могли повлиять на решение крестьянского мира. А в итоге поздравление прихожан, которое действительно было обязанностью священника, было тягостным испытанием для его трезвости, учитывая, что священник обходил за один день несколько сел и деревень. Не мудрено, что многие молодые священники с семинарским и тем более академическим образованием отказывались этим заниматься, но на них тогда поступали жалобы в консисторию и благочинному от зажиточных прихожан и даже подчиненных священнику клирошан.

– То есть теперь мы понимаем, почему поповские дети не хотели сами становиться священниками. Понимаем, откуда появились разночинцы, потом народники, революционеры и дальнейшая смута.

– В том же самом чеховском рассказе «Письмо» поднимается тема отказа детей священнослужителей продолжать дело своих отцов. Забитость приходского священника, круговая его зависимость от помещика, кулака и крестьян, при его действительной образованности на фоне всего сельского окружения, отбивала у священнических сыновей желание идти по стопам отцов.

Недавно вышла книга кандидата исторических наук Юлии Белоноговой «Приходское духовенство и крестьянский мир в начале XX века». Так вот там говорится, что лишь 10% семинаристов принимали священный сан. Ну а памятуя то, как наша аристократия относилась к священнослужителям, мы можем понять, почему многие дети духовенства были настроены негативно к аристократии и богачам, почему они увлекались революционными идеями.

Публицист начала ХХ века Михаил Меньшиков писал о слиянии семинаристов и революционеров, которое он наблюдал в Киеве, Санкт-Петербурге и даже в провинциальных городах. Новостные хроники губернских ведомостей, например, описывают столкновения членов Союза русского народа с семинаристами на их первомайских шествиях.

Кстати, этот Михаил Меньшиков исключительно пренебрежительно отзывается о духовенстве. Для него, образованного человека, нет разницы между христианским пастырством и деятельностью языческих волхвов и вождей, он сравнивает православных батюшек со жрецами Ваала и Перуна. Ну и кому из поповских детей захочется после этого идти в духовную семинарию и вместо врача или адвоката – которым кругом почет и уважение – стать «долгогривым» отцом духовным, как позволяет себе назвать священника сам Михаил Меньшиков. А ведь он принадлежал к консервативному крылу российской журналистики. Чего же можно было ожидать в таком случае от либеральных и левых издательств и газет?

Редким исключением из рядов интеллигенции, которая традиционно не выказывала особого уважения к духовенству, был как раз Чехов. В своих статьях, рассказах и письмах он говорит о просветительской роли духовенства на русском селе и в русской провинции. В своем по сути документальном «Острове Сахалин» Чехов с благоговением рассказывает о сахалинском священнике миссионере Симеоне Казанском, служившем там в 1870-х годах: «Почти всё время поп Семен проводил в пустыне, он замерзал, заносило его снегом, захватывали по дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых речках лодки, и приходилось купаться в холодной воде; но всё это переносил он с необыкновенной легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется». Но такое отношение к священнику было редким у светской интеллектуальной элиты.

– То есть беда началась не в 1917 году?

– Этот раскол российского общества случился задолго до 17-го года, и он был не менее болезненным и опасным для русского народа, чем старинный раскол на старообрядцев и никониан. Это был разрыв между властью, высшим светом и Церковью. Он привел, по слову протоиерея Георгия Флоровского, к «поляризации душевного бытия общества и раздвоению между церковным и мирским средоточиями жизни».

Можно, конечно, вспомнить про религиозно-мистическое возбуждение начала ХХ века. Но, посмотрите, тот же Чехов дает этому движению такую нелестную оценку: «Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее всё дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества ни собирались». А в письме Сергею Дягилеву он пишет: «Интеллигенция же пока только играет в религию, и главным образом от нечего делать».

Очевидно, что интеллигенция была далека от священника, не хотела вникнуть в его жизнь и помочь ему в его служении и жизни.

Что касается простого народа, то он везде по-разному проявлял свою религиозную ревность и заботу о своем пастыре. Были губернии или даже отдельные уезды, где священник имел достаточно приличное материальное положение. Усердие к церковному богослужению было у русских людей тоже везде разным. Но ученые этнографы отмечали, что в XIX веке во многих губерниях даже половодье и распутица не останавливали людей, шедших в храм в праздничный день. Те же исследователи указывали на то, что опоздание на богослужение считалось у крестьян постыдным. В праздник крестьяне вставали от сна раньше, чем в будний день. Мужчины шли на раннюю Литургию, женщины занимались приготовлением праздничной трапезы и после этого шли на позднюю обедню.

В летнюю страдную пору крестьянам было сложно посещать храм постоянно, особенно если деревня далеко находилась от приходской церкви. Но и в этом случае старики направлялись на богослужение, чтобы помолиться за своих родных. Посещение всех богослужений пожилыми прихожанами считалось непреложной традицией русской деревни. В этом качестве они выступали как молитвенники за своих близких и обличителями лености молодых к церковной молитве.

Прихожане заботились о благолепии своего храма. Можно открыть архивные справки и увидеть, что большинство храмов было построено усердием прихожан, а не только взносами богатого крестьянина, достигшего купеческого звания. И это притом, что, строя каменный храм с многоярусной колокольней и покрывая его железом, сами крестьяне жили в деревянных избах, крытых соломой или дранкой.

Советский и российский этнограф, этнолог и фольклорист Татьяна Бернштам в своей монографии «Приходская жизнь русской деревни» делает вывод, что к приходскому духовенству простые крестьяне относились в целом как к своему собрату, и духовенство платило им взаимностью. Подтверждение этому можно встретить даже в некрасовской поэме «Кому на Руси жить хорошо», где крестьяне легко нашли общий язык со своим батюшкой и даже жалели его, сострадая его нелегкой доле. При этом мы хорошо увидели, какая граница отделяла духовенство от интеллигенции, помещиков и купечества. Так что большевизм, в этом смысле, имел в нашей стране свои глубокие исторические истоки.

Протоиерей Александр Рябков родился в 1976 году в селе Красное Костромской области. Учился в местном художественном училище. Окончил Санкт-Петербургскую семинарию, а затем Московскую духовную академию. С 1997 года клирик Санкт-Петербургской епархии. Служит в Санкт-Петербурге в храме святого великомученика Димитрия Солунского в Коломягах. Постоянный автор передач на радио «Град Петров». Ведет циклы передач в программах «Уроки истории» и «Доктор Чехов ставит диагноз». Женат, трое детей.