Федор Михайлович Достоевский как-то сказал: «Насколько ты православный – настолько ты и русский». Из этого следует, что между этими понятиями нет разницы. И если русский – это православный, то каждый православный должен быть русским. Но что значит быть русским? Русский человек должен знать, понимать и любить своё, русское – природу, традиции и обычаи, традиционные песни, танцы, одежду, духовную и материальную культуру. РУССКУЮ культуру. В каждой области России свои этнокультурные особенности, но все мы их знаем, эти особенности? Далеко не все и далеко не всегда. Каждый среднестатистический француз из Прованса, итальянец из Ломбардии, немец из Баварии знает характер традиционной культуры своего региона. И мы все должны так же знать характер - каждый своего региона. Ибо не из этих ли черт каждой области складывается картина нашей общей Родины?
Вероятно, я не первый заговорил об этом, но взаимосвязь традиционной русской культуры и православия заслуживает того, чтобы сказать о ней еще раз. Обычаи и традиции, связанные с соблюдением постов или отмечанием праздников, морально-этические нормы, народные духовные песнопения являются неотъемлемой чертой русской культуры. Однако в сегодняшней жизни существует разрыв между процессами возвращения православия и возвращения традиционной культуры. Да, многие фольклористы – православные люди, и своими силами стараются возродить нашу культуру в рамках отдельных приходов. Но фольклористов на всю Россию не хватает, и даже выпускники «кульков» и «народных» факультетов погоды не делают. А православных становится всё больше, и молодежи в том числе. Работают православные детские и молодежные лагеря, существует много воскресных школ и православных гимназий, есть обычные школы с православным контентом, но – работа по фольклорно-этнографическому просвещению в них не ведется, а следовало бы. Ибо кто же, кроме Церкви, поддержит русскую идею, русский дух? Минкульт занят поддержкой светской культуры, Минобразу это тоже не особенно нужно. В лучшем случае «народников» поддерживают на уровне городской администрации на местах, в большинстве же случаев – неравнодушные и продвинутые директора домов культуры или школ.
Недавнее обсуждение проблем преподавания «традиции» в светских школах высветило такие моменты: родители предпочитают отдавать своих детей в классические музыкальные школы и секции бальных танцев. Пока еще сохраняется снисходительно-презрительное отношение к фольклору, воспитанное эстрадным псевдорусским лубком. Но дети и подростки из светских школ и воскресных – они не существуют в отдельных непересекающихся плоскостях, они ходят по одним улицам, слушают одних современных исполнителей и одеваются одинаково. Они общаются, они дружат, они увлекают друг друга чем-то новым, и именно этот момент надо использовать. Почему бы не создать при каждом приходе, каждой воскресной школе, православной гимназии фольклорный кружок, в который могли бы ходить все желающие? Ребенок или подросток, пришедший в такой кружок, из стен кружка быстрее сделает шаг в сторону храма, чем со стороны.
Сейчас почти везде устраиваются конкурсы народной песни, проводятся массовые народные гуляния в день государственных и местных праздников. Коллективы этих кружков могли бы проявить себя, привлечь внимание к себе и традиционной народной культуре. Человек, пришедший на масленичное гуляние, подсознательно уже готов к встрече с ней, ведь он идет не сам – его ведет генная память, вековое наследие предков. И именно в такие моменты надо пробивать сегодняшний менталитет, замусоренный низкопробной попсой, сыпящейся на человека из телевизора, колонок радио, со страниц газет, журналов, книг.
Кроме этого, было бы правильным вести работу с военно-спортивными клубами, клубами исторической реконструкции, скаутскими отрядами, а также молодежными политическими движениями и студенческими организациями. Мне неизвестны в России православные организации аналогичные Союзам католической молодежи в странах запада, но если таковые есть – с ними также нужно вести работу. И точно также привлекать их к изучению традиционной культуры. Церковь, церковные связи на уровне благочиния, епархии, митрополии должны послужить мостиком между мыслящей, деятельной молодежью и фольклорным сообществом.
Православная, церковная жизнь в России должна быть неразделима с традиционной культурой, ибо только в такой связке традиционная русская культура сможет выжить, а Русская Православная Церковь - снова стать истинно народной.

Известный русский писатель возмущен оскорбительными рассуждениями петербургского священника о русском фольклоре …

«Надеюсь, что иерей Димитрий Сизоненко столь уничижительно высказался о фольклоре не намеренно, а просто у него так получилось. Давайте подумаем над тем, а почему великая просвещенная античная культура не приняла Христа и подвергала великим мучениям тех, кто исповедовал Христа? Почему Русь удивительно хорошо восприняла приход в свои пределы веры православной? Именно из-за устного народного творчества. Баба-Яга, лешие, русалки и прочее, - это, действительно, наивные плоды воображения, которые, однако, не губили душу ребенка. Но ведь были еще великие произведения народного творчества, которые провозглашали те же истины, которые исповедует Христианство - доброта, любовь к ближнему, верность супружескому браку. Все это было в русском фольклоре. Сказка „Колобок“ говорит о необходимости послушания, „Курочка Ряба“ - это вообще величайшая сказка, порицающая суетную, тщетную погоню за богатством. Это были удивительные, ценные уроки, которые получал малыш», - заявил в интервью «Русской народной линии» известный русский писатель, секретарь Правления Союза писателей России Владимир Николаевич Крупин , комментируя рассуждения клирика Санкт-Петербургской епархии иерея Димитрия Сизоненко о фольклоре.

Как сообщает официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви «Вода живая», в Просветительском центре при Феодоровском соборе прошел круглый стол, посвященный введению ОПК в школе. В дискуссии приняли участие священнослужители и преподаватели. В частности, иерей Димитрий Сизоненко высказал свое мнение о значении фольклора. «Фольклор - это та же массовая культура, возникшая в эпоху романтизма. Конечно, это лучше, чем современный масскульт. Гораздо лучше, если девочка надевает сарафан, чем если изображает из себя Ксюшу Собчак. Когда у ребенка нет еще навыков культуры, то он начинает с массовой. Просто не нужно преувеличивать роль фольклора. Фольклор, что явствует из самого названия, это народная культура, т. е. субкультура», - считает священник.

По его мнению, «когда фольклор, или русская литература, или история становятся „троянским конем“, который мы пытаемся начинить православным содержанием, то происходит большая подмена. Когда мы читаем „Станционного смотрителя“ из „Повестей Белкина“ и при этом делаем слишком большой акцент на истории блудного сына, то рассыпается вся воздушная громада пушкинского полотна. Лучше наряду с Пушкиным читать „Исповедь“ блаженного Августина, потому что „Повести Белкина“ не говорят ни о Христе, ни о православной культуре, а блаженный Августин - говорит. В детстве он полюбил Христа, потом потерял веру, его перестала интересовать Церковь, а заинтересовала языческая образованность, но любовь ко Христу в нем всегда оставалась. А сейчас на каждом шагу встречается Православие, где нет Христа, христианство без Христа, в виде того же фольклора».

«Уничижительно высказаться о фольклоре, - продолжил свой комментарий Владимир Крупин, - значит не отдавать себе отчета в том, что фольклор не просто колыбель письменности, но тот самый фундамент народного сознания , который так органично соединился с Православием. Зачем отец Димитрий уничижает фольклор? Он итак совершенно затюкан и искажен. Если фольклор окончательно выгнать из школы, если не рассказывать детям наши величайшие предания, былины, загадки, легенды, то это их обеднит».

«Почему наша русская литература является одной из ведущих в мире? Потому что она выходит из подлинного народного творчества. Русский народ был готов принять Православие, поскольку у нас была изначально необычайно поэтическая и весьма воспитанная, культурная нация. Фольклор способствовал принятию нами Православия. Отец Димитрий утверждает, что фольклор возник в эпоху романтизма. Это не соответствует исторической правде, ибо романтизм появился позже фольклора. Он возник как уход от обыденности, от реальной жизни. Но ни романтизм, ни сентиментализм не прижились в России. В нашей стране укоренился реализм как подражание образу и подобию Бога, как познание природы, сотворенной Им. Именно это направление до сих пор преобладает в нашей русской культуре, русской литературе», - отметил русский писатель.

«Наша современная школа очень обеднена тем, - продолжил он, - что в ней нет широкой программы по устному народному творчеству и письменному. Фольклор хотя и прост для восприятия, но он содержит в себе вечные истины. Не могу понять, что отцу Димитрию не понравилось в русском народном творчестве. Он называет фольклор, народную культуру презрительно „субкультурой“. Субкультура - это подкультура так же, как суеверие - это не вера. Можно говорить о субкультуре рокеров и байкеров, но ни в коем случае нельзя признать справедливым суждение о том, что народная культура - это всего лишь субкультура. Русское народное творчество - это огромный пласт культуры. На наше народное творчество надо смотреть снизу вверх потому, что в нашем фольклоре есть величайшие откровения и недосягаемые вершины! Наш фольклор показывает величайшие образцы того, как душевные движения подкрепляются действием. Поэтому недопустимо и оскорбительно наш фольклор называть „субкультурой“».

«Совет отца Димитрия Сизоненко не искать в произведениях русской литературы и русского фольклора православного содержания свидетельствует лишь о том, что у него космополитическая ориентация. Можно читать блаженного Августина, но есть множество произведений русского народного творчества, в которых говорится и о правилах жизненного поведения, и о рае, и об аде, и о святых. Сейчас в космополитах и западниках недостатках нет. Самое страшное то, что теперь все это прививается со школы. Учителя с болью и отчаянием говорят о том, что в школы, как объедки с барского стола, валом валит всякая „гаррипотерщина“, дети воспринимают жизнь через экран телевизора, а в школьных программах превалируют западные схемы. Как это стало возможно, что Гарри Поттер сегодня заменяет Ивана Царевича? В западной литературе, в том числе и детской, не встретить таких глубоких смыслов и идей, которые содержатся в нашем фольклоре потому, что у них не было народного творчества, фольклора, подобного нашему. Жестокость их сказок иногда просто поражает, наше же творчество чистое, возвышенное, целомудренное и благородное ! Говорить уничижительно о нашей литературе и нашем фольклоре - значит быть тем самым блудным сыном, которого упомянул отец Димитрий, говоря о „Станционном смотрителе“. Если же человек, читая нашу литературу, невольно вспоминает евангельские сюжеты, то как ему воспринимать слова отца Димитрия Сизоненко о нашей русской литературе?» - заключил Владимир Крупин.

Протоиерей Евгений Соколов объяснил истоки неприязни к русскому народному творчеству …

«Вызывает бесконечное удивление и грусть отношение к русской сказке русского православного священника. До понимания глубины русской сказки нужно еще суметь дорасти. Ибо, на мой взгляд, наши великие русские писатели до духовной высоты русской сказки явно не дотягивают. То, что в русской сказке лаконично, красиво, назидательно и очень по-доброму изложено на одном листе, в романах русских писателей занимает сотни страниц. Когда-то мне это пришлось доказывать в очном споре на Рождественских чтениях отцу Андрею Кураеву», - заявил нам руководитель миссионерского отдела Архангельской и Холмогорской епархии протоиерей Евгений Соколов .

«К великому сожалению, - продолжил комментарий протоиерей Евгений Соколов, - для многих из нас содержание русской сказки - китайская грамота. Помню, в одном университете долго добивался от преподавателей и студентов ответа на вопрос: почему плачут дед и баба в сказке „Курочка Ряба“, если курочка просто помогла им разбить яичко после их многочисленных безуспешных попыток? Как мышка в сказке „Репка“ идет помогать кошке? При этом хорошо бы исходить из понимания, что это русская народная сказка. Отцу Дмитрию дерзну дать простой совет: чтобы понять глубину, мудрость, загадочность и даже сакральность русской сказки, неплохо бы для начала понять и полюбить источник этой сказки - народ русский ! А остальное, право, приложится».

НАРОДНЫЕ ТРАДИЦИИ КАК ОСТАТОЧНАЯ РЕЛИГИОЗНОСТЬ

Наш интерес к исследованиям и сочинениям Юрия Миролюбова (1892-1970), которые представлены в его недавно изданной в России книге "Сакральное Руси", связан с тем, что Миролюбов, быть может, один из первых русских ученых, который заговорил о народных русских обычаях, фольклоре и языке как остаточной древнеславянской РЕЛИГИОЗНОСТИ. Миролюбов в соответствии с принятой традицией называет эту древнерусскую религиоз­ность либо "славянской мифологией", либо "язычеством", но вкладывает в эти понятия уже новый смысл. Он выступает не как мифолог-материалист, а как религиозный человек. Он ви­дит в обычаях своих предков, прежде всего подлинную веру, и обращает внимание своих чи­тателей на то, что форма верований древних славян была монотеизмом. Близость славянских языков санскриту естественным образом должна наталкивать на поиск близости мировоз­зренческих систем ведических ариев и славян древности. Существование такого родства оче­видно, но исследования идеологии славян в этом направлении по разным причинам не полу­чали развития. Сложилось даже пессимистическое представление, что от дохристианской религии славян мало что сохранилось, или даже, что эта религия вообще была крайне прими­тивной. Миролюбов, иллюстрируя свои рассуждения историческими, филологическими и ре­лигиоведческими доводами, утверждает, что религия славян была, напротив, очень продви­нутой и была "испорченным ведизмом", а ведические арии, стало быть, и были пращурами славянских народов.

Основным и оригинальным материалом, используемым Миролюбивым для своих дово­дов, является украинский фольклор, который он слышал и собирал в начале 20 века. Среди ведических источников Миролюбов использовал главным образом "Риг-веду". Полемизируя со славистами 19 и 20 веков, Миролюбов в духе ломоносовского патриотизма восторженно отстаивает древнюю русскую традицию. Естественно в распоряжении ученых в настоящее время существует значительно больший выбор источников информации. Это касается и пере­веденных на русский и другие европейские языки древнеиндийских источников, это же ка­сается и материалов по славянской мифологии.

Этот материал со славяно-ведическими параллелями лежал в действительности на са­мом видном месте, но стал вдруг виден, Миролюбову и некоторым другим ученым по сле­дующим причинам. Идеологические установки официальной дореволюционной России и атеистические установки советского государства не позволяли показать, что понятие "народные традиции" - это эвфемизм, скрывающий за собой остаточную религиозность. Но русские ученые в эмиграции и в постсоветской России смогли позволить себе посмотреть на народные традиции с иных позиций, свободных от идеологических шор. Ничто не помешало Миролюбову провести смелое, но совершенно естественное сопоставление "ведийской" и славянской мифологий, и обнаружить "почти тождество". Конечно, советская индология и советская славистика всегда оговаривали родственность славянской и ведической духовных культур, но фрагментарно, и в ракурсе невидимой, искусственно реконструируемой "НРАРЕЛИГИИ". Миролюбов незатейливо останавливается на том, что никакой реконструк­ции индоевропейской и праславянской религий делать и не надо. Буквально он говорит так: "Почему мы обращаемся именно к ведизму? Потому что это и есть древняя ПРАИНДОЕВ-РОПЕЙСКАЯ РЕЛИГИЯ. Её незачем искать, как это делают немецкие ученые путём вос­становления, она ЕСТЬ" (2, 18).

ЯЗЫЧЕСКИЙ И ПРАВОСЛАВНЫЙ ФОЛЬКЛОР ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН

"Старики"- пишет Миролюбов, - говоря о каких-либо планах на будущее, в эти дни до­бавляли: "Як Дид захочет!"... Ясно, что "Дид" - это Сварог, Дед Вселенной". Поразительным в воззрениях Миролюбова оказывается то, что смысл "реликтовой" идеологии вовсе не омертвел, смысл сохранился полностью, и утрачен он был лишь уже атеи­стическими сказителями "советской эпохи". "Дед и Баба" - это славянские Боже-Селяне из мест, где жил и записывал свои фольклористские наблюдения Миролюбив, пони­мали, что Дед - это Дед Вселенной, Сварог. Безусловно, что это табуированные, "конспиративные" имена. Но материал, собранный и исследованный Миролюбивым, пока­зывает, что "старики" помнили и сокровенные, "сакральные" имена и не просто помнили, но и ставили своим древним богам "страву" (жертвенные угощения). То есть, так называемое "устное народное творчество" ещё в начале настоящего века в своих архаических деревен­ских "жанрах" не просто содержало остатки древней религиозности, но даже и было древней религиозностью. Другой стороной этого открытия Миролюбова является его взгляд на "православный фольклор". Этому он посвящает целую монографию "Русский христианский фольклор. Православные легенды".

Ни для кого не секрет, что под многими православными обрядами и праздниками уче­ные обнаруживают "дохристианскую" обрядность. Обычно, ученые говорят о христианском "компромиссе" с русским язычеством. "Илья гаркуе, а Даждю дождюе" (1, 142). В этой ук­раинской поговорке сохраняется почти полностью Даждьбог, а громовержца Перуна заменяет Илья. Ученые рассматривали такое "язычество" православных обрядов как доказательство своих естественнонаучных трактовок происхождения религии. Духовенство могло смотреть на это, как на невежественный народный предрассудок. Но Миролюбов чувствует, понимает и интерпретирует естественно, оставаясь "на стороне народа". Например, он пишет: "Культ Николы Милостивца на Руси ничем другим объяснить нельзя, как тем, что он перекрыл собой другое верование, ещё более древнее, ещё более языческое. Будучи Сварогом, Колядой, Пе­руном, он в то же время, вероятно, ещё и Ладо, а может и Купала, Сивый и Коляда, он в то же время Савитри, Варуна-Сома, ибо ВЕЗЕТ Траву, Зеленую СИЛУ. Он - Хорос, ибо он же показывает два Полукола, и кроме всего, он - Индра, ибо защищает, хранит, как Вишну, и помогает, как Присный" (1, 396).

Наряду с тем, что Миролюбов обнаруживает в начале 20-го века (!) прямые и созна­тельные формы поклонения "стариков" древним "ведийским" Божествам, он не то, чтобы обнаруживает (об этом и до него было известно), но показывает, что православное простона­родье поклонялось святым, понимая их также, как своих древних славянских Богов. Таким образом, "низовое" православие было синкретичным и оставалось также в известной степе­ни "ведийским". По всей видимости, такое понимание православных святых и составляло известный "компромисс" первоначального распространения христианства на Руси. Миролю­бов представляет собой по преимуществу фольклориста, который увидел и дал принципиаль­но религиозное понимание обнаруженных им явлений. Но в своих рассуждениях по этому поводу он не стремится сохранить "научную" отстраненную объективность. Он, в общем для многих русских мыслителей качестве, философствует и богословствует, искренне подчерки­вая свою этническую мотивированность. И хотя Миролюбов не выстраивает каких-либо стройных и сколько-нибудь широких философских или богословских систем, тем не менее, он обладает достаточно целостным духовным мировоззрением, на основе которого и ведёт свой научный поиск.

декабря 2014

Фольклор: душить ли песню?

Что такое фольклор для современных православных? Популярное и всеми «разрешенное» направление приходской творческой деятельности. Тут делают куколок из соломы, там поют народные песни, здесь пляшут в цветных сарафанах. Это и не удивительно: в фольклоре мы можем почерпнуть глубину национальных художественных традиций, понять самих себя исторических. С другой стороны, — фольклор сохранил множество языческих образов, обрядов, про которые ничего нет в священных книгах. О том, с какими проявлениями фольклора в жизни христианина стоит бороться, а какие безопасны и полезны, — мы говорим с профессором Александром Розовым , доктором культурологии, ведущим научным сотрудником Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН.

Профессор Александр Розов

Александр Николаевич Розов — доктор культурологии, ведущий научный сотрудник, профессор. В ИРЛИ РАН с 1975 года. В 1971-м окончил классическое отделение филологического факультета ЛГУ. В 1972-1975 годах обучался в аспирантуре ИРЛИ по специальности «фольклористика». В 1978 году защитил кандидатскую диссертацию «Песни русских зимних календарных праздников: Проблема классификации колядок», в 2003-м в РГГУ — докторскую диссертацию «Сельский священник в духовной жизни русского крестьянства второй половины XIX — начала XX века». Область научных интересов: русская литература XVIII-XIX веков, русский фольклор, этнография, библиография церковной периодики. Участник коллективных трудов: «Русский фольклор»; «Былины Печоры» и др.

Изучить, чтобы побороть

— Некоторые современные священники считают фольклор важной частью культурного развития человека. Другие к фольклору относятся скептически. А до революции какая была установка церковного руководства?
— Во-первых, считало оно, чтобы бороться с нехристианскими, по сути языческими, обычаями, обрядами, их надо изучать. Во-вторых, следует бороться только с теми из них, которые противоречат духу православия, а остальные можно не запрещать. Вот такая была позиция.

— С чем все-таки боролись?
— Давайте рассмотрим основные святочные обычаи и обряды: гадание, ряженье, колядование. Гадание — это грех, утверждала Церковь, так как человеку не дано знать о своей судьбе и о судьбе своих близких. Судьбу каждого знает только Господь Бог. Ряженье — тоже, по мнению Церкви, языческое действо, которое следует истреблять. Наконец, колядование, т. е. обход домов с исполнением колядок, особых заклинательно-величальных песен, — тоже отголосок дохристианского времени, это нужно заменить хождением христославов, исполняющих церковные песнопения: тропари, кондаки и ирмосы.

Кроме того, сельские священники беспощадно боролись со знахарями и колдунами. Начиная с 1840-х в семинариях даже был введен курс врачевания, чтобы будущие пастыри, борясь с представителями народной медицины, могли сами оказывать медицинскую помощь. И есть много свидетельств, что сельские батюшки действительно лечили не только души своих прихожан, но и тела. Они носили с собой аптечку, собирали лечебные травы, делали настойки. В этом им помогали и их жены-матушки. К сожалению, этот курс в семинариях уже в начале 1870-х был отменен.

— Но все-таки крестьяне отмечали праздники по-своему, почему?
— Слишком крепкими были в сельском обществе традиции. Крестьяне всегда отвечали на какие-­то замечания своего батюшки по поводу ненадлежащего, по его мнению, характера проведения праздника: «Это не нами придумано, так наши деды и отцы делали, и нам это завещали». Кроме того, обилие нехристианских черт в сельской праздничной культуре объясняется тем, что для искоренения язычества Церковь наложила на языческий свой календарь. Например, Рож­дество Христово отмечается в день дохристиан­ского праздника возрождения бога Солнца, на поворот светила от зимы на лето. А самым нехристианским из всех народных праздников является Масленица, проводы зимы. Сколько веков Церковь безуспешно боролась с любимым народом празднеством. Со второй половины XIX века в ряде губерний священники организовывали «антимасленичные общества», добивались, чтобы на сельских сходах принимали решения, которые до минимума сокращали дни этого праздника, умеряли его необузданный разгул. Иереи в проповедях постоянно убеждали своих прихожан, что Масленица — это чистое язычество, что неделя перед Великим постом дается людям, чтобы они духовно лучше к нему подготовились, никаких увеселений быть не должно. Поэтому меня очень удивляют ежегодные биллборды с надписями: «Христианская масленица», которые развешаны по всему нашему городу. Это абсурд.

Родной дед Александра Николаевича, Николай Васильевич Розов, был протоиереем. Последним местом его служения стал . Священника расстреляли в 1938 году, он прославлен как священномученик на Архиерейском Соборе РПЦ 13-16 августа 2000 года.

Родной брат деда, Константин Васильевич Розов, был единственным в истории Русской Православной Церкви Великим Архидьяконом (почетный титул старшего патриаршего диакона). Служил в храме Христа Спасителя, Большом Успенском соборе Кремля, в 1904-1907 годах по приглашению самого Николая II — в домовом , после революции был постоянным участником патриарших богослужений. По красоте голоса Розова сравнивали с Шаляпиным. Константин Васильевич активно концертировал. С 1993 года проводится ежегодный Международный праздник диаконского искусства имени Великого Архидьякона К.В. Розова.

Колядин, колядин…

— Какие праздники в каких регионах приживались крепче?
— В северных — зимние; в южных — летние. Если на севере почти нет разгульных обычаев, связанных с днем Ивана Купалы, то на юге, на­оборот, — почти отсутствуют зимние колядки.

— Как нет? Я сам ходил колядовать на юге Брянской области.
— В русских областях, граничащих с Белоруссией, с Украиной, перенимались именно белорусские и украинские колядки. Тот же процесс наблюдается и в Сибири, где было много переселенцев из Белоруссии и Украины.

— А колядка имеет языческое происхождение?
— Разумеется. Если сравнивать новогодние древнегреческие коронисму («песню о вороне»), эйресиону (песню, которую пели, держа в руках ветвь, украшенную лентами, различными плодами) и хелидонисму («песню о ласточке»), то оказывается, что они типологически схожи с русскими колядками: то же величание хозяев дома, те же магические пожелания добра, богатства и здоровья. Мало того, русские колядки, записанные в XIX-XX веках, сохраняли более архаические черты, чем древнегреческие тексты.

— А как Церковь боролась с ними?
— Как я уже отмечал, была политика по замене колядок на «христославления», то есть на тексты, соответствующие смыслу Рождества. Правда, когда мальчишки, молодежь или даже старики ходили христославить, они очень потешно перевирали церковнославянский текст. На Украине священник часто собирал этих христославов, репетировал с ними песни, исправлял огрехи в пении, а потом давал церковную кружку и благословлял на обход домов с песнями и сбором денег. И кое-где, надо сказать, христославные песни вытеснили колядки. Более того, возникла традиция христославления на Пасху, в то время как никаких пасхальных колядок у великороссов не существовало.

— Почему колядование стало именно рождественским обычаем?
— Потому что Рождество, как и у язычников, по сути означало начало нового года, — а колядка и есть новогодняя песня.

От лета к осени

— Интересно происхождение и других праздничных традиций. Почему, например, на Троицу принято украшать храм березками?
— Да, в XIX веке была целая полемика в церковной периодике о том, надо ли рубить на Троицу березки, не наносит ли это ущерба окружающей среде. Церковный праздник Троицы наложился на дохристианский девичий праздник, связанный с обрядом инициации, превращение девушки в потенциальную невесту. А березка — это символ девичества, нежности, тонкости. Так народный обычай органично перешел в церковный.

Особой приметой праздника Троицы прежде были цветы. В этот день их можно было увидеть не только в храме, но и в руках каждой дамы, прогуливающейся по праздничной улице. Эта особенность праздника передана на картине Бориса Кустодиева «Троицын день» (1920)

— А с Иваном Купалой какие явно нецерковные обычаи были связаны?
— У Тарковского в фильме «Андрей Рублев» очень правдиво показаны такие купальские обычаи, как прыганье через очищающие от скверны плоти и духа костры, хороводы, совместное купание обнаженных девушек, женщин и парней, мужчин. Позже, например в XIX веке, сельская молодежь, тайно от взрослых, купалась в укромных местах, но уже в одеждах. В празднике Ивана Купалы (24 июня/7 июля) принимали участие все: от мала до велика. Праздник связан с целебными свойствами воды, с наиболее бурным периодом в жизни растительности, неслучайно именно в это время собирали лечебные травы; это время гаданий с венками из цветов, с вениками; это и время необычайной активности всей нечистой силы, наконец, кое-где именинником на Купалу считался сам водяной.

— Были ли языческие черты в празднике дня Илии Пророка?
— Безусловно. В образе этого очень популярного среди крестьян святого отразился культ грозного древнеславянского бога-громовержца. В результате слияния дохристианских и христианских представлений возник образ Ильи, щедрого, сулящего хороший урожай, но — в то же время — сурового и карающего. Его боятся не только люди, но и вся нечисть. В этот день всегда ждали грозы, возникающей якобы от того, что Илья разъезжает в своей колеснице по небу и пускает стрелы-молнии, особенно страшные для тех, кто его не чтит, а работает в поле. Ильин день знаменовал собой и скорое завершение лета. На Русском Севере после Ильина дня (20 июля/2 августа) прекращали купаться. Старушки объясняли нам в экспедициях: «Олень в воду напи`сал».

— Потом наступала осень…
— Начиная со дня Покрова (1/14 октября), после уборки и переработки урожая, начинались вечерние собрания молодежи («посиделки», «беседы», «вечеринки»). За деньги вскладчину арендовалась какая-нибудь изба. Ближе к вечеру в нее приходили сначала девушки, и если это была не праздничная посиделка, то каждая от своей матери получала работу — сучить нити, прясть и т. д. Девушки трудились, разговаривали, пели песни.

Позже в эту же избу приходили парни с разного рода сладостями, и тогда начиналось настоящее веселье: песни, частушки, танцы-пляски, игры. В праздничные дни посиделки проводились еще более активно. На такие собрания могли приходить и взрослые и сидеть в роли зрителей, вспоминая собственную молодость.

Приведу забавную черту сельского этикета, которая сохранялась на Русском Севере до 1920-1930 годов: когда парни приходили на вечеринку к девушкам, то полагалось, чтобы парень обязательно садился на колени к девушке, а не наоборот.

Священниками такие собрания молодежи считались неблагочестивыми. Многие иереи в проповедях, в беседах с прихожанами убеждали родителей не пускать своих взрослых детей на посиделки.

— А каково было отношение служителей Церкви к час­тушкам?
— Очень многие священники ополчались на частушки, получившие массовое распространение где-то с конца XIX века, считая, что в них отражается падение нравов сельского населения, что частушки вытесняют, заменяют старинные народные песни. А вот с мирскими песнями священники стали бороться гораздо раньше, противопоставляя им, особенно в большие церковные праздники, духовные песнопения. Во многих отчетах о своей деятельности в приходе, опубликованных в церковной периодике, пастыри с гордостью сообщали о том, что они покончили с традицией исполнять в эти дни мирские песни.

Душа народа

— Ученые исследуют народные традиции уже несколько веков. В чем же глубина, обаяние фольклора?
— Фольклору свойственна спо­соб­ность передавать самое существенное, самое ценное от одного поколения к другому. В народном творчестве — или, шире, в народном мировоззрении — сохраняются многовековые представления людей. Издавна существует такой термин: «двоеверие», используемый как церковными, так и светскими авторами для обозначения тех представлений, верований, которые сохраняются в народе от языческих времен. При этом возникает своеобразный «сплав» христианского и дохристианского начал. И этот «сплав» присутствует в каждом из нас.

— Многие мыслители считали и считают, что фольклор несет в себе национальный нравственный идеал. Верно ли это?
— Я бы сказал, что это, скорее, выражение народной души. Этический идеал этой души наиболее ярко выражается в духовных стихах, в пословицах и поговорках; эстетический — в народных песнях. Однако следует отметить, что нравственный идеал может со временем меняться. Например, русские крестьяне очень любили былины, их разрешалось вместе с духовными стихами петь в Великий пост, но далеко не все в них для нас, людей XXI века, кажется воплощением нравственного идеала. Например, сколько там пренебрежения к женщине, как мало в них рассказывается о счастливой семейной жизни. И это нисколько не удивляло исполнителей былин и их слушателей, ибо они тоже смотрели на женщин как на людей второго сорта. «Бьет — значит, любит», — говорили деревенские бабы о своей семейной жизни.

— Как современному священнику, который служит в сельском приходе, относиться к фольклору?
— К сожалению, в духовных учебных заведениях мало рассказывают будущим священнослужителям о народной культуре, об особенностях крестьянского быта, о фольклоре. Поэтому молодому священнику приходится самому решать: запрещать, исправлять или сохранять.

Приведу один пример. В одном из южнорусских сел издавна существовал такой обряд: священник на Троицу в церкви должен был сплетать венок. Однажды в этот приход назначили нового настоятеля, который решил эту практику прекратить, посчитав ее языческой. И прихожане взбунтовались, написали жалобу архиерею. Пришлось тому назначить нового пастыря, который смиренно стал продолжать эту традицию.

Для меня большая честь, что я уже третий год читаю в нашей духовной академии курс лекций, знакомящих студентов с церковно­-народным календарем, в котором настолько органично слились церковные праздники и народные, что их просто невозможно расщепить. В этом календаре церковное прославление апостолов, святых соседствует с чисто крестьянским толкованием богословских понятий, канонических представлений. Нуж­но подготовить будущих пастырей к тому, что мир устроен сложно, чтобы они знали, какие и где до сих пор сохраняются обычаи, обряды, суеверия и предрассудки, — и чтобы они, зная их, относились к ним тоньше.

В 2007 году фольклорный ансамбль "Домострой" отметил двойной юбилей: 25-летие своего основания и десятилетие начала работы Нины Николаевны Артеменко руководителем творческой группы ансамбля. За эти годы неузнаваемо изменился мир вокруг нас. Много событий произошло и в жизни ансамбля, и в жизни каждого из его участников. На счету ансамбля сотни выступлений, участие в фольклорных фестивалях, городских праздниках и научных семинарах, победы в творческих конкурсах, беседы о фольклоре на радио, выставках "Православная Русь" и "Пасхальный фестиваль", мастер-классы по народным играм и работа над озвучиванием художественных и музыкальных фильмов. По материалам фольклорных экспедиций выпущено несколько учебно-методических аудио-кассет и компакт-дисков. "Домострой" входит в число творческих коллективов, объединённых в Российский фольклорный союз. Сегодня публикуем на доклад Н.Н.Артеменко на последних Рождественских чтениях.

"Поистине <...> в развитии этого мира ничто не проходит бесследно,
ничто не теряется и не исчезает: ни одно слово, ни одна улыбка, ни один
вздох... Кто хоть раз доставил другому радость сердца, тот улучшил
тем самым весь мир; а кто умеет любить и радовать людей, тот
становится художником жизни. Каждый божественный миг жизни,
каждый звук поющего сердца влияет на мировую историю
больше, чем те "великие" события, хозяйства и политики, которые
совершаются в плоском и жестоком плане земного существования и
назначение которых нередко состоит в том,
чтобы люди поняли их пошлость и обреченность..."
Иван Ильин "Поющее сердце. Книга тихих созерцаний"

Говоря о традиционной культуре, о воспитании молодого поколения в традиционной ценностной системе, мы всегда исходим из положения о том, что народная культура неразрывно связана с судьбами народа и наравне с профессиональным искусством, литературой играет ключевую роль в развитии его национальной культуры, его самоидентификации. Отношение российского государства, творческой и научной интеллигенции, самих носителей традиций к собственному культурному достоянию в разные исторические эпохи было различно и всегда отражало "расстановку сил" в обществе, его ведущую идеологию.

"Крестьянский вопрос" - а именно с крестьянской традиционной культурой мы связываем понятие "фольклор" - с давних времён глубоко волновал умы лучших людей России. Поиски путей его решения в среде просвещенного российского общества конца XVIII-XIX вв. велись в нескольких направлениях. Первейшая необходимость виделась, как все мы помним, в освобождении крестьян от крепостной зависимости и улучшении его социально-экономического положения. С другой стороны, выход из "тупика", преодоление социального неравенства искали в "просвещении" народа, "подтягивании" его до культурного уровня правящих классов - дворянской и разночинной интеллигенции. Однако, как верно подметил один из авторов "Этнографического обозрения" за 1894-й г., "...известная часть интеллигенции, горя идеей освобождения и просвещения, шла в народ, не ведая, что в нём таится..." [1 ]. Это свойственное "друзьям народа" непонимание и недооценка своеобразия крестьянского жизненного уклада, неприятие ими духовного облика крестьянина-христианина, его мировосприятия вставало непреодолимой преградой на пути к осуществлению многих благих начинаний [2 ].

Потому, начиная с историка В. Н. Татищева, писателей-славянофилов, С. Т. и К. С. Аксаковых, А. С. Хомякова, авторов фундаментального собрания русских народных песен братьев И. В. и П. В. Киреевских, "просвещённого помещика" и публициста А. Н. Энгельгардта и многих других общественных деятелей, в русском обществе звучали призывы пристально изучать культуру простого народа, в коей "мнимая цивилизация и западное просвещение ещё не убили благословенных обычаев предков" [3 ]. Записи народных песен и сказок А. С. Пушкина, издания сборников народных песен и "Материалов для изучения быта и языка русского населения Северо-западного края" П. В. Шейна, научные труды академиков А. И. Соболевского, А. А. Потебни, "Толковый словарь живого великорусского языка" В. И. Даля, рассказы и повести Н. С. Лескова, бытовые рассказы С. В. Максимова, очерки Г. И. Успенского, выставки произведений художников-передвижников, деятельность композиторов "Могучей кучки", музыкальных критиков В. В. Стасова, А. Н. Серова - вот малая толика поистине гигантских усилий ученых, литераторов, деятелей искусства в дореволюционной России, которые пробуждали и поддерживали интерес общества к глубинным пластам народной жизни.

Создание в 1845 году Русского Географического общества стало важным этапом в деле изучения крестьянского быта, особенностей народного мировоззрения. Сотни крестьян, сельских священников стали корреспондентами РГО, присылая "записки" с поистине бесценными сведениями по народной культуре.

В эти же годы усилиями ученых-этнографов, отдельных энтузиастов-собирателей пополняются коллекции памятников народного прикладного искусства Этнографических отделов Русского музея (С.-Пб), Румянцевского музея в Москве. Открываются и региональные отделы и музеи народного быта. Экспонаты этнографических выставок, в особенности, крупнейшей выставки 1867 года, новейшие открытия в сфере иконописи, народной живописи, зодчестве, лёгшие в основу выдающейся для своего времени "Истории русского искусства" И. Э. Грабаря, восхищали художественным мастерством безвестных народных умельцев и принесли, наконец, народному искусству широкое общественное признание.

Триумфальные "Русские сезоны" на Всемирной ярмарке в Париже, оперные и балетные спектакли с великолепными декорациями художников "Мира искусства" Л. Бакста, А. Бенуа, иллюстрации к изданиям русских сказок И. Я. Билибина, грандиозные празднества с костюмированными русскими балами в честь 300-летия династии Романовых отражали подъём патриотических настроений в русском образованном обществе. На волне этих настроений определился и вектор дальнейшего развития русской профессиональной культуры - театра, музыки, живописи, в которых художественный язык, образы "низкого" простонародного творчества становятся языком передового, новаторского искусства.

Достижения в сфере естественных наук, инженерной и технической мысли во 2-й половине XIX века привели к подлинному перевороту в области музыкального и исполнительского искусства. С изобретением первого звукозаписывающего устройства - фонографа - у собирателей фольклора Е. Э. Линёвой, А. М. Листопадова, Н. Ончукова и др. впервые, после слуховых записей их великих предшественников Н. Е. Пальчикова, Н. А. Римского-Корсакова, Н. М. Лопатина и В. Прокунина и мн. др., появилась возможность записи живых голосов народных певцов, мастеров народного многоголосия.

Настоящей сенсацией для русской публики тех лет стали концерты в Москве и Санкт-Петербурге и фонографические записи крестьянского хора М. Е. Пятницкого, онежской "вопленицы" И. А. Федосовой, выдающихся сказителей И. Т. Рябинина, М. Д. Кривополеновой. Как отмечал "Этнографический обозреватель", выступления в столичных учебных заведениях И. Т. Рябинина "...немало способствовал[и] развитию в нашей учащейся молодёжи интереса и вкуса к произведениям народной словесности" [4 ].

Процесс либерализации общественной жизни, экономический рост, который наметился в России 2-й половины XIX-го века благодаря проводимым правительством реформам, коснулся и деревни. Крестьянская реформа 1861 года, отменившая крепостную зависимость, "хождение в народ" разночинной интеллигенции в пореформенный период, открытие бесплатных школ, больниц, учреждение в 1864 году Земской управы, наконец, столыпинская реформа 1900-х годов - переселение тысяч крестьян в богатые, неосвоенные земли Сибири - эти и другие меры, предпринимаемые государством, общественными движениями, призваны были улучшить экономическое и социальное положение крестьянства.

Однако, эти, казалось бы, однозначно положительные сдвиги в общественном устройстве имели и свою оборотную сторону. Имущественное расслоение, отходничество крестьян в города на заработки, частые семейные разделы, нарушавшие патриархальные устои большой семейной крестьянской общины; "просветительская", а на деле "подрывная" работа атеистической революционной молодёжи в деревне - всё это самым негативным образом отражалось на внутриобщинных отношениях, кардинально меняло всю традиционную систему ценностей. Духовный соблазн, скрывавшийся за лозунгами "бытоулучшателей" о борьбе за всеобщую социальную справедливость, их опасность для духовно-нравственного здоровья народа одним из первых почувствовал св. прав. отец Иоанн Кронштадский. Не раз звучали с амвона его грозные обличительные слова [5 ]:
"Смотрите же на эти плоды нынешней цивилизации: кому они приятны и полезны? Отчего ныне Россия в смятении? Отчего у нас безначалие? Отчего учащееся юношество потеряло страх Божий и бросило свои прямые обязанности? Отчего гордые интеллигенты стремятся в опекуны и правители народа, не понимая этого народа и его действительных нужд и не любя его? Оттого, что у всех у них оскудела вера в Бога, в Его праведные, вечные глаголы; оттого, что она отпала от Церкви Божией, единой руководительницы к святой христианской жизни..." [6 ].

Последующие за революцией 1917 года гражданская война и большевистский террор, разгром Церкви, коллективизация и раскулачивание крестьянства в XX-м столетии, помимо катастрофических человеческих потерь, нанесли непоправимый удар по складывавшейся в течении нескольких веков "симфонии" власти и народа, интеллигенции и "малограмотных масс" [7 ].

Столь пространный экскурс в историю "крестьянского вопроса" позволяет, как нам кажется, увидеть, что и в наши дни он всё ещё остаётся открытым. Вспомним совсем ещё недавние события: печально-известный "план поворота северных рек", убийственное для крестьянства постановление о "неперспективных деревнях", выкосившее и так скудно-населённые земли и превратившее некогда богатые на урожай угодья в заросшие бурьяном пустоши. Не менее губительной для народной культуры, для передачи традиционных ценностей, трудовых навыков новым поколениям оказалась, на наш взгляд, и система сельского школьного образования и воспитания детей в отрыве от семьи, в школах-интернатах, а по сути - детских резервациях.

Несмотря на выдающиеся успехи советской фольклористики, создание целого ряда научных школ, открытие государственных хранилищ фольклорных и этнографических материалов по культуре десятков регионов Российской Федерации, остановить начавшийся процесс угасания фольклорных традиций силами лишь "чистой науки" не представлялось возможным. Усугубляли ситуацию жесткий диктат со стороны идеологов "пролеткульта", директивы партии о "борьбе с пережитками", к коим причислялся весь архаичный крестьянский фольклор.

Академик Д. С. Лихачёв охарактеризовал как-то понятие эволюции, прогресса не только и не столько как процесс непрерывного поступательного развития, научных открытий, но и как цепь величайших, не восполнимых для человеческой культуры потерь. Это парадоксальное высказывание вспоминается всякий раз, когда глазам собирателей фольклора конца XX-го столетия предстаёт картина невиданного разорения деревни, обнищания и духовно-нравственного оскудения, о чём с такой болью писали Валентин Распутин и Фёдор Абрамов, а вместо исконных народных и церковных праздников - жалкие потуги сельской клубной самодеятельности или официозная трескотня колхозных собраний.

Страшная, оглушающая правда о русской деревне: "Всё изнетилось!", услышанная нами, студентами Ленинградской консерватории, много лет назад из уст пожилой вологодской крестьянки, требовала какого-либо противодействия, незамедлительного позитивного решения насущных вопросов.

***
Благодаря преемственности традиций, наука об устном народном творчестве вышла на новую ступень развития. 1970-1980-е годы ознаменовались зарождением и расцветом так называемого фольклорного движения, охватившего поначалу крупнейшие города России, а со временем и российскую провинцию, областные и районные центры. Один за другим возникают молодёжные фольклорные ансамбли, которые в 1989 году объединились в Российский союз любительских фольклорных ансамблей, позднее - Российский фольклорный союз (РФС). Своей программной целью он ставил координацию усилий по "всестороннему комплексному широкомасштабному изучению народной традиционной культуры" [8 ].

С приходом на сцену фольклорных ансамблей непривычные, будоражащие звуки старинных песен и обрядов, нарушивших размеренность и спокойствие классических концертных залов, парков и площадей, яркие краски старинных одежд, изумивших всех своей неожиданной авангардностью, буквально ворвались в нашу жизнь. Они в немалой степени предвосхитили те перемены в духовной и политической жизни страны, тот "ветер свободы", которые наступили с эпохой "гласности".

Деятельность фольклорных ансамблей (студий, объединений) как особой формы творческой, собирательской и научной деятельности явилась одной из новых и, как показало время, жизнеспособных форм бытования фольклора в городской среде [9 ].

Столь яркое культурное явление было обусловлено несколькими объективными факторами. Помимо отмечаемого собирателями повсеместного исчезновения традиционных жанров фольклора на селе, это осознанное ощущение недостаточности "сухого" кабинетного изучения фольклора и исследования его "на бумаге" для сохранения и передачи его последующим поколениям. Отсюда - поиски путей практического освоения местных песенных традиций в их наиболее приближенной к исконной, аутентичной интерпретации; "принципиальная оппозиционность" (Н. Н. Гилярова) академическому "народному хору", насаждавшему в своей концертной практике стилизованный, упрощённый образ колхозника - "ура-патриота" и воспевателя трудовых колхозных будней.

Немаловажно, что во главе многих известных фольклорных ансамблей - талантливые музыканты, блестящие ученые-фольклористы. Их усилиями за прошедшие десятилетия сформировалось новое научное направление "практическая, или экспериментальная фольклористика" (термин Б. Н. Путилова) и явилась новая категория исследователя фольклора - "поющий музыковед" (Н. Жуланова). В своей работе они опираются на теоретическое положение о том, что фольклор как вербальная система и особый культурный феномен может быть практически освоен только по законам устной культуры и как творческий процесс осуществляется только через акт исполнения, воспроизведения /ретрансляции.

В естественной среде функционирования фольклорных традиций - в крестьянской общине (деревне, казачьем хуторе) - передача традиции от поколения к поколению происходит естественным путем, через воспитание в семье, через участие каждого её члена в общественно-значимых событиях. В практике фольклорного движения участники фольклорных групп, горожане, чаще всего не являющиеся прямыми носителями песенной традиции, постигают её в репетиционном зале. Материалом для изучения служат им аудио- и видеозаписи традиционного фольклора, привезённые из фольклорных экспедиций. Без этих поездок в отдаленные от столиц деревни, без тесного, живого общения с народными певцами, без многократных прослушиваний, анализа собранных материалов качественное освоение местных песенных традиций было бы, понятно, крайне затруднено и не принесло бы искомого результата.

Восстановление утраченных традиций оказывается невозможным также и вне контекста с историей края, трудовыми традициями, нравственно-этическими нормами, системой воспитания, празднично-обрядовой и игровой сферой, материальной культурой, включающей традиционный костюм, жилище, обрядовую и повседневную кухню, хозяйственную утварь. Комплексный подход к изучению локальных фольклорных традиций проявил себя как наиболее методически действенный и результативный и стал основополагающим в педагогической практике фольклорного движения. С этим связано широкое распространение такого типа детского/молодёжного фольклорного коллектива, как фольклорно-этнографическая студия/школа с целым штатом сотрудников-этномузыковедов, специалистов по народной хореографии, различным видам народных ремёсел. (Примером тому могут служить ансамбли "Горница" в С.-Петербурге, "Веретёнце" в Москве и мн. др.)

Тем не менее, даже самое тщательное воспроизведение этнографического антуража не даёт полной картины былых фольклорных традиций, если в центре нашего исследования не стоит её носитель - крестьянин-христианин. Именно проникновение, "прорастание" в основу основ мировосприятия русского человека, крестьянина-землепашца - его общинный дух, память о предках, любовь к земле, своему роду-племени, ко всякому творению Божию и, наконец, его православную веру - должно стать целью современного фольклорного движения.

Действительно, жизнь обычного современного человека, скажем, горожанина, не связанного общинными отношениями (и, скажем здесь, серьёзными религиозными представлениями) носит более-менее стихийный, личностный характер, зависящий от его личной воли и жизненных обстоятельств, и служит необходимости поддержания собственной жизненной силы и продолжения рода. Жизнь же земледельца (в традиционном обществе) от рождения и до смерти является жизнью "обрядовой", регламентированной обрядом, и подчиняется непреложному закону цикличности. В основе его календарный год: смена времён года и соответствующих им крестьянских земледельческих работ, смена труда и отдыха, будней и праздников.

С установлением христианства на Руси, с проникновением его во все сферы народного самосознания, культуры и жизненного уклада, следование принятым нравственно-этическим нормам, неукоснительное исполнение обычаев "древлего благочестия" приняло истинно религиозный характер. Сознательный отказ от предписанных обычаем ритуалов, забвение традиций расценивалось как легкомысленное и опасное своеволие и, как нарушение христианских заповедей, могло навлечь, по мнению крестьян, различные бедствия.

...Уж мы злат венец приняли,
Закон Божий исполняли.

В поэтическом тексте народной свадебной песни сформулирован основной нравственный закон, идеал, к которому устремлены все помыслы. Любая житейская нужда - первый выгон скота в поле или, напротив, болезни, падёж, начало сева или прошение дождя в засуху, рождение ребёнка или свадьба - всё в сознании русского крестьянина имело, помимо чисто жизненного смысла, и обоснование в его вере, находило своих святых заступников пред Богом и покровителей.

Казалось бы, что общего между эпохой расцвета классического (по У. Дж. Томсу и Дж. Фрезеру) фольклора и современной ситуацией? Признаемся, традиционные народные песни, обряды редко услышишь и увидишь ныне в естественной для них обстановке, на сельском празднике, за столом или на молодёжной вечеринке. Вовсе сказочной стариной веет уже от встреч с живыми исполнителями героических былин, описанных А. Д. Григорьевым или О. Э. Озаровской. Между тем, реалии нашего времени, экспедиционная практика фольклорных ансамблей не только инициируют "фольклорную ситуацию", заставляя пожилых людей вспоминать свою молодость и давно забытые песни, но и возвращают к жизни важнейшие для России культурные архетипы.

Так, ситуации, возникающие в период фольклорной экспедиции, весьма схожи с традиционным паломничеством по святым местам: длительные переходы, встречи, дорожные рассказы странников, ночлег у незнакомых, случайных людей; расспросы, откровенность, ни к чему не обязывающая, но позволяющая раскрыться рассказчику. Установившиеся нормы этикета - традиционное гостеприимство, оказываемое собирателям местными жителями, - продолжают традицию нищелюбия, лежащую в корне православной культуры: искренняя радость от встречи с путником, готовность накормить, обогреть, приветить, наделить "на дорожку".

Сами условия существования, особенности работы собирателей "в поле" являются прямым продолжением традиций странничества. Многих, впервые попавших в экспедицию, поражает аскетизм, возведённый в правило: работа часто впроголодь, шутливые приговорки типа "ни слова о еде, только о работе!"; сон на полу, минимум удобств и потребностей - "единое на потребу...". Как говаривал один наш студент: "мне бабушек, побольше и постарше!" В этом предпочтении в качестве информаторов, рассказчиков людей старшего поколения, которых их собственные дети и внуки "не слушают" и подчас воспринимают как "скорбных умом", - проявление ещё одного национального архетипа: христианского почтения к старикам. Экспедиция - это подчас и школа выживания в условиях экстраординарных: затяжных дождей или 50-градусной жары, многокилометровых пеших переходов или... землетрясения.

При рассмотрении особенностей экспедиционной работы возникает аналогия с внутренним устройством рабочих артелей, страннических групп: то же требование жесткого соблюдения субординации (иерархии) - послушание руководителю, на котором лежит особая ответственность за успех всего предприятия, за благополучие и здоровье каждого участника. А принятый кодекс поведения группы на записи - умение слушать, не задавать "лишних", тем более, бестактных вопросов, не показывать своё "всезнайство"! И главная заповедь фольклориста: "мы пришли учиться, а не учить". (Надо заметить, не всякий выдерживает подобное послушничество. Экспедиция мгновенно выявляет "лишних людей", обнаруживает скрытые доселе черты характеров.)

Помимо научно-исследовательских и практических задач, перед каждым коллективом встаёт целый ряд вопросов, в том числе и из разряда "вечных", онтологических.

Фольклорный ансамбль, клуб для большинства его участников - это не столько способ организации досуга или хобби, сколько создание гармоничной среды обитания - той среды единомышленников, которая в православном мире зовётся "малой церковью". Это попытка оптимизировать само бытие современного человека, отчуждённого от земли, от традиционного изустного способа передачи знаний и опыта, всей многовековой духовной и материальной культуры народа. Это сознательное противопоставление потоку негативной информации, агрессивности средств массовой информации, культивирующих дух западного индивидуализма и потребительства, - духа соборности, общности; урбанистической ("маргариновой"!) псевдокультуре - культуру подлинную, не подменённую; "великий и могучий" язык наших предков, цветистый, образный - языку андеграунда, китча [10 ].

***
Фольклорное движение, начавшись с неудержимого желания молодых музыкантов попробовать - "смогу или не смогу петь так, как бабушки", претерпело за годы своего развития значительные изменения. Многолетнее скептическое замалчивание академической наукой деятельности городских фольклорных ансамблей, упреки их в "мимикрии", грубом "фольклоризме" сменилось не только признанием за ними права на существование, но и выделением на их основе особого, практического направления в этномузыкознании [11 ] и включение специальной дисциплины в учебные программы российских вузов [12 ]. Истории возникновения и становления, феномену успешности этого движения посвящены множество научных статей, интервью с его участниками и руководителями.

Без сомнения, полные залы, которые собирают крупнейшие фольклорные форумы, свидетельствуют о неподдельном интересе российской публики к своему национальному наследию. И в этом видится результат поистине подвижнической работы десятков и сотен фольклорных коллективов. Однако, значение фольклорного движения, как нам представляется, выходит за рамки очередного, даже весьма яркого, этнокультурного явления. Последовательная просветительская работа фольклорных ансамблей и объединений стала частью общественного движения за национальное духовное возрождение в России и других республиках бывшего Советского Союза.

Новые тенденции, пришедшие на смену духовной несвободе и тотальной секуляризации всех сфер жизнедеятельности человека, - восстановление Православной Церкви и полноценной церковной жизни - коснулись самых разных сторон культурной жизни России. Среди той молодежи, которая хлынула в возрожденные храмы, были и участники фольклорных коллективов. Многие из них, став уже певчими, регентами церковных хоров, приняв священство, с благодарностью и трепетом вспоминают своё фольклорное прошлое. Непростой путь воцерковления, человеческого и духовного взросления сказался не только на их личной судьбе, но и привел к переосмыслению собственного опыта общения с народной культурой [13 ].

Будучи активными прихожанами, слушателями катехизаторских курсов и лекториев, православные участники фольклорного движения первыми почувствовали некое недостающее звено между Церковью и "миром". Тесному неформальному общению прихожан за стенами храма (которое св. прав. Иоанн Кронштадтский называл "литургией после литургии") мешала предшествующая оторванность нескольких поколений от церковных и народных традиций, от традиционного уклада жизни, где был достигнут необходимый баланс между духовным и светским воспитанием и образованием, светской и духовной культурой. Православным воскресным и приходским школам, молодёжным патриотическим клубам требовались, помимо законоучителей, организаторы, обладающие достаточными знаниями и опытом работы в области народной культуры. Наметился определенный кризис и с русским песенно-хоровым репертуаром. (Не более чем курьёзом представляется нам певческий репертуар одной из православных школ, где в рубрике "народные песни" значилась лишь авторская песня "Ой, мороз-мороз"!..)

К счастью для всех нас, этот досадный разрыв (если не сказать, раскол) между светской и церковной культурой при поддержке православного церковноначалия, наших "умных сердцем" батюшек постепенно преодолевается. Последние годы принесли не виданные доселе формы представления/бытования народных традиций. На наших глазах свершается то, о чём трудно было помыслить ещё десяток лет назад: с благословения православного духовенства проводятся фольклорные праздники для прихожан, кружки народного пения в воскресных школах, фольклорные фестивали и праздники в Александро-Невской и Троице-Сергиевой лаврах, в рамках культурных программ Всероссийской выставки "Православная Русь" и мн. др. Неизменный интерес вызывают публикации материалов, связанных с народным православием. Достойную оценку получает, наконец, фольклор и фольклорное движение со стороны иерархов Церкви и священства. Как отметил докладчик на Историко-филологическом семинаре "Православие и фольклор", состоявшемся в ноябре 2005 г. в МПГУ, "в современных условиях иногда через фольклорные представления и традиции люди открывают для себя забытый культурный мир, сформированный на православной основе" [14 ]. С одобрением отзывался о значении "кружковой работы", в т. ч. фольклорной, в сфере религиозного образования Святейший Патриарх Алексий II (+ 2008) в докладе на Ежегодном епархиальном собрании города Москвы, проходившем в декабре 2004 года [15 ].

Нужно признать, что отношения, складывающиеся между РПЦ и фольклорным движением, не всеми воспринимаются однозначно позитивно. В среде православных христиан, в особенности "ревностных не по разуму" новообращённых, в отношении фольклора распространяется масса предрассудков, досужих вымыслов и "страшилок", ведущих своё начало из нашего недавнего прошлого. Не готовыми к взвешенным, аргументированным оценкам часто оказываются и журналисты, авторы наших православных теле- и радиопередач [16 ]. Невежество в области народной культуры, вполне извинительное, не будучи навязываемым неподготовленному зрителю/слушателю, становится настоящим бедствием при попытке ориентировать его (а по сути - дезориентировать) в сложных и неоднозначных культурных явлениях, лишая последнего мужества для формирования собственного мнения.

Готовясь к настоящему докладу, я натолкнулась на интернет-форум "Опасность фольклорного православия", где, как не раз уже было в нашей истории, вновь происходит подмена понятий и всерьёз обсуждается опасность..."фольклоризации Церкви". Хочется напомнить авторам этого сайта от лица великого множества православных фольклористов, что посягательство на чистоту православия на Руси всегда почиталось тяжким грехом, а потому, по словам известного священника, мы изучаем и "пропагандируем православный фольклор", в иерархии которого православная вера, православная Церковь всегда были на вершине пирамиды, а ниже - весь православный мiр вместе с его исторически сложившимися представлениями о Боге и Его мире.
Нина Николаевна Артёменко , старший преподаватель факультета музыки РГПУ им. А.И.Герцена, художественный руководитель фольклорного ансамбля "ДОМОСТРОЙ"

Примечания:

1 - Е. Ляцкий. "Сказитель И. Т. Рябинин и его былины" // "Этнографическое обозрение", № 4. М.,1894. С. 109.
2 - Вспоминается известный пассаж об "идиотизме деревенской жизни" из переписки А. П. Чехова с М. Горьким, которые, как и многие их современники, не избежали этой духовной слепоты.
3 - В. В. Селиванов. Год русского земледельца. Зарайский уезд Рязанской губернии: // Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX века. М., 1987. С. 28.
4 - Е. Ляцкий..., с. 125.
5 - Ещё А. С. Пушкин в "Капитанской дочке" выразил сходную мысль, что "лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов без всяких насильственных потрясений".
6 - Диакон Владимир Василик. "Святой праведный Иоанн Кронштадтский и вызовы современности". Актовая речь на конференции, посвящённой 100-летнему юбилею преставления св. прав..php?idar=113417
7 - "Симфония", которая Царя и Церковь сливала в гармоническое единство, распространялась на все народно-государственное бытие, делая, тем самым, всю совокупность повинностных обязанностей, охватывавших население, системой послушаний , поддающихся пониманию в своей истинной сущности в свете только одного сопоставления: с монастырем ! Нес ли кто тягло, нес ли кто службу, то есть выполнял ли кто повинность чисто исполнительного характера, или получал задание проявлять ту или иную форму власти, все едино: пред Богом и Царем выполнял каждый безответно свое всежизненное "послушание", будучи движим сознанием чего-то неизмеримо большего, чем все то, что может быть выражено в терминах общественно-государственных и даже семейно-патриархальных", - так отзывался о дореволюционной России ученик П. Б. Струве, профессор политэкономии и богослов архимандрит Константин (Зайцев), см. в кн.: // Архим. Константин (Зайцев). Чудо русской истории. М., 2000. http: // аpocalypse.оrthodoxy.ru.
8 - А. М. Мехнецов. Российский фольклорный союз десять лет спустя. // Фольклор и молодёжь. М., РФС, 2000, с. 33.
9 - В. Е. Гусев в одном из своих последних выступлений на научно-практической конференции, посвящённой 25-летию фольклорного ансамбля Санкт-Петербургской консерватории (2001 г.), характеризовал деятельность фольклорных объединений нового типа как одну из "форм освоения фольклорной традиции в современных условиях" (из одноимённого доклада).
10 - Есть среди необозримого моря шедевров народной поэзии произведения, которые могут быть поставлены в один ряд с величайшими творениями богодухновенного человеческого гения
Высота ли - высота ль поднебесная,
Глубина ли - окиян-море...
(из былины "Дюк Степанович")
Эти воистину библейские по силе и красоте глаголы, своим строем, ритмикой близкие бессмертному началу Евангелия от Иоанна "В начале было Слово..."... Как далеки они от того мутного словесного потока, который подчас изливается на нас с экранов телевизоров и радиорепродукторов и кажется таким "крутым" в глазах наших детей!..
11 - Дорохова Е. А., Пашина О. А. Музыкальная фольклористика в XX веке: // Народное музыкальное творчество: Учебник. Отв. ред. О. А. Пашина.. С. Пб.: Композитор, 2005. С. 453.
12 - См.: Мехнецов А. М., Валевская Е. А. Музыкально-этнографическое отделение консерватории: программа подготовки фольклористов: // Сохранение и возрождение фольклорных традиций. М. 1990.
13 - О том, сколько сомнений пришлось преодолеть, многие из нас знают не понаслышке. К счастью, в трудное для нас время прозвучали слова Послания св. апостола Павла: "Кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает" (1 Кор., 7, 19-20).
14 - Протоиерей Георгий Студенов (г. Москва). "Отношение ПЦ к фольклорному наследию". http://www.portal-slovo.ru/news
15 - Журнал Московской Патриархии. 2005, № 1. С. 55.
16 - Этой проблеме было посвящено моё выступление на научно-практической конференции в Институте национального наследия (г. Москва, 2006 г.).