Уже было написано ранее. Теперь пойдет очередь о другой форме, которая позволяла народу сохранять веру в Иисуса Христа.

Многие православные считают, что в Российской империи народ верил в Христа постольку, поскольку это просто «истинная вера». И конечно, христиане не хотят даже слышать о том, что эта вера поддерживалась исключительно на штыках. Опустим штрафы и перейдем к уголовным статьям.

В данном случае речь пойдет об уложении наказаний уголовных и исправительных от 1845 года. Эти законы актуальны во многом со времен Петра I и до 1905 года включительно. После 1905 они сохранялись лишь отчасти, причем даже временное правительство маленькую часть оставило, поскольку считало церковь важным политическим инструментом . Окончательно эти законы были ликвидированы только после Октябрьской революции.

Посмотрим же на эти «законы». Из раздела «о преступлениях против веры». Умели тогда защищать чувства верующих! Цитирую последовательно:

Видно, как государство в «особом порядке» защищало чистоту нравов. Но что грозило тем, кто делал подобное «не публично»? Смотрим дальше:

Статья 183. Непубличное богохульство — ссылка в Сибирь и телесные наказания.

Хотя, что понималось под «непубличным богохульством», понять трудно. Однако это уже прямое вмешательство даже в образ мыслей человека.

А вот как тогда относились к простой критике христианства:

Статья 186. Богохульство, поношение, порицание, критика Христианства без умысла — заключение в смирительном доме до 2 лет, заключение в тюрьме до 2 лет.

Статья 187. Печатная и письменная критика Христианства — ссылка в Сибирь, телесные наказания.

Статья 188. Насмешки над Христианством, умышленно — заключение года, неумышленно — до 3 месяцев.

Статья 189. Изготовление, распространение предметов веры в непристойной форме — по умыслу — наказание согласно ст. 183; без умысла — заключение до 6 месяцев или арест до 3 недель.

Какие добрые люди, защищают веру от осквернения и, главное, здравого смысла.

А что в Российской империи грозило человеку, который бы сам решил перейти из православия в другую веру? А вдруг, в «духовных поисках» он посчитал важным сменить веру? Ведь православие никто не выбирал, всех людей заставляли креститься. И на этот счет в уголовных уложения находились отдельные варианты:

Статья 190. Отвлечение от веры: ненасильственное — ссылка до 10 лет, телесные наказания, клеймение; насильственное — ссылка до 15 лет, телесные наказания, клеймение.

Статья 191. Отступление от веры — лишения прав на время отступления от веры.

Статья 192. Если один из родителей не христианской веры воспитывает детей не в Православной вере — расторжение брака, ссылка в Сибирь.

Статья 195. Совращение из Православия в иное вероисповедание — ссылка, телесные наказания, исправительные работы до 2 лет. При насильственном принуждении — ссылка в Сибирь, телесные наказания.

Статья 196. Вероотступничество — запрет на контакты с детьми, до возвращение в веру.

Вот так наш народ был «всегда веротерпим» и «уважал чужие взгляды», как любят сегодня говорить различные «патриоты» вроде журналиста Шевченко. Взгляды то они уважали, да только клеймили и ссылали людей с идеей вечной справедливости.

А теперь стоит посмотреть на то, как толерантно относились к другим ветвям христианства, т.е. к католицизму, лютеранству (с сектами был разговор отдельный). Стоит сразу отметить, что торговцам и иностранцам разрешалось отправлять их культ, однако им запрещалось его пропагандировать среди Русских:

Статья 197. Не Православная проповедь — заключение в смирительном доме до 2 лет. За повторное нарушение — заключение до 6 лет. В третий раз — ссылка, заключение до 2 лет, телесные наказания, исправительные работы до 4 лет. Соблазнённые проповедями — заключаются в смирительном доме до года.

Вот и веротерпимость еще раз.

А теперь хотелось бы обратить внимание на статью, которая касается воспитания детей:

Статья 198. Уклонение от крещения и воспитания детей в Православной вере — заключение до 2 лет.

Статья 220. Не привод детей в церковь — духовное и гражданское внушение.

Вот и прямое свидетельство того, что вообще-то выбора никакого не было.

С «сектантами» поступали проще:

Статья 210. Насильственное распространение ереси и раскола — каторжные работы до 15 лет, телесные наказания, клеймение.

Видно, что к людям отношение как к скоту. А в сущности, большинство населения и было тогда практически «скотом» для высших сословий. Ни образования, ни прав, ни культуры. Почти рабы. До определенного периода на них даже играли в азартные игры люди, несомненно, полные «духовности».

Чаплин говорил, что оскорбление святыни – это самый ужасный поступок. В Российской империи его бы полностью поддержали, ведь среди законов был и такой:

Статья 223. Оскорбление святынь — каторжные работы до 15 лет или пожизненные, телесные наказания, клеймение.

А что есть «оскорбление», решают попы и чиновники. Хотя это было жестким оскорблением, ведь была и light версия:

Статья 226. Неуважение к святыне — заключение в смирительном доме до 3 лет или тюремное заключение до года.

А вот что могло быть за оскорбление попа или «неумышленное оскорбление» святыни:

Статья 227. Оскорбление священнослужителя — заключение в смирительном доме до года или тюремное заключение до 6 месяцев.

Статья 228. Неумышленное неуважение к святыне и оскорбление священнослужителя — арест до 3 месяцев.

Статья 229. Оскорбление Православного священнослужителя иноверцем — заключение в тюрьме до года, повторно — до 2 лет.

Видимо, поп – это тоже своеобразная «святыня».

Так что православие вовсе не фундамент культуры. Его никто не выбирал, высокая «духовность» достигалась абсолютным принуждением. Это ярмо для народа, как крепостное право в свое время. Не станем же мы утверждать, что крепостничество является частью российской культуры и менталитета? Это, несомненно, часть истории, но вряд ли этим стоит гордиться и закреплять «почетную роль». А то в ролевых играх последних лет может дойти и до такого маразма.

Поэтому любые претензии православия на почетную роль являются абсурдными. Нет никакого основания, чтобы светское государство каким-либо образом способствовало утверждению этого мракобесия, которое не может нормально функционировать без репрессивных законов и финансовой поддержки со стороны государства, а также категорически враждебно светской идеологии . Впрочем, к сожалению, Россию сегодня можно с большой натяжкой назвать «светским государством».

Государство и право Российской империи

в период Первой мировой войны и Февральской

буржуазно-демократической революций

(1914 г. – октябрь 1917 г.)

§ 1. Государственный аппарат и законодательство

Российской империи в период Первой мировой войны

19 июля (1 августа) 1914 г. Россия вступила в Первую мировую войну, о чем было объявлено в высочайшем Манифесте от 20 июля 1914 г.По своей сущности это была империалистическая война между двумя коалициями капиталистических государств, вызванная обострением противоречий в ходе борьбы за сферы влияния, источники сырья и передел мира. Основу первой коалиции составлял военно-политический блок Германии и Австро-Венгрии, основу второй – Антанта (Великобритания, Франция, Россия).

В планы господствующих классов Российской империи входили захват принадлежащих Турции Константинополя и Черноморских проливов (Босфора и Дарданелл), завладение Турецкой Арменией. Кроме того, было стремление обеспечить высокие прибыли от военных поставок, отвлечь трудящихся от революционной борьбы. В стране была развернута широкомасштабная националистическая кампания, войне стремились придать оборонительный и освободительный (в отношении братьев-славян) характер.

По своим масштабам, средствам ведения, людским и материальным потерям Первая мировая война не имела себе равных в предшествующей истории. В нее было вовлечено 38 государств, численность действовавших армий превышала 36 млн. человек, а количество мобилизованных – 74 млн. человек. Сухопутные и морские боевые операции носили широкомасштабный и ожесточенный характер. Впервые стали использоваться боевые самолеты и дирижабли, танки и бронеавтомобили, линкоры и подводные лодки, а также боевые отравляющие вещества, применение которых было запрещено Гаагской конвенцией 1907 г. За 51 месяц войны людские потери составили 10 млн. человек убитых и 20 млн. человек раненых. Материальные потери десятикратно превысили урон, нанесенный за все войны XIX в.

Российской империи война стоила в 1914 г. 9,5 млн. руб. в день, в 1915 г. – 24 млн., в 1916 г. – 40 млн., в 1917 г.- 50 млн. Экономика страны оказалась не в состоянии справиться с такими расходами и решать задачи материально-технического, продовольственного обеспечения фронта и тыла. Отвлечение рабочей силы в армию вызвало значительное сокращение производства. Инфляция порождала рост цен, прямых и косвенных налогов. Положение народа ухудшилось. Усилилось недовольство солдат на фронте. За два с лишним года войны 1,5 млн. русских солдат было убито, около 4 млн. ранено, свыше 2 млн. попало в плен.

Неудачи на фронте, разруха в тылу активизировали буржуазную оппозицию, центром которой стала Государственная дума. Ее представители видели выход из кризиса в установлении конституционной монархии, участии буржуазии в управлении государством, демократизации страны. Совместно с членами Государственного совета был образован оппозиционный Прогрессивный блок. Нарастание политического кризиса в верхах сопровождалось усилением рабочего движения. По числу забастовщиков Россия вышла на первое место в мире: только в 1916 г. по официальным данным произошло 1416 стачек. Рабочих поддерживали крестьянские массы. Втягивались в борьбу народы национальных окраин.

Революционные настроения передавались в Действующую армию. Распространенным явлением стало братание с противником. Участились факты неповиновения командирам, что приводило к деморализации личного состава, потере боеспособности частей и подразделений.

В результате обострения противоречий между верховной властью и буржуазной оппозицией, самодержавием и народными массами в стране разразился общенациональный кризис, предопределивший начало, ход и исход Февральской (1917 г.) буржуазно-демократической революции. В этот исторический период произошли существенные изменения в государственном устройстве и праве России.

Общественный и государственный строй. В общественном строе Российской империи в годы Первой мировой войны существенных изменений не произошло. Царизм продолжал опираться на дворянство, которое, однако, постепенно теряло позиции в экономике и политике. В условиях развития империализма как высшей стадии капитализма все теснее становился союз с буржуазией, которая обогащалась на военных поставках и делалась влиятельной силой. Вместе с тем, буржуазия хотела прийти к политической власти эволюционным путем, через реформы, а потому страшилась революционного подъема трудящихся масс.

Представители буржуазных правоцентристских партий - октябристы и кадеты - составляли большинство в Государственной Думе четвертого созыва, избранной в 1912 г. На заседании 26 июля 1914 г. Дума заявила о своей поддержке внутренней и внешней политики царского правительства и призвала народ довести «войну до конца». Но постепенно настроения в ней изменились, и она стала переходить в оппозицию самодержавию. Депутаты, посещая фронт и тыл, оказывали серьезное воздействие на общественное мнение.

В августе 1915 г. фракции кадетов, октябристов и прогрессистов образовали Прогрессивный блок, объединивший примерно 2/3 буржуазно-помещичьей оппозиции Думы. Целью блока было создание не только «министерства доверия», но и ответственного (перед Думой) правительства. Император воспринял этот факт как прямой вызов самодержавию и 3 сентября объявил о перерыве в работе Думы. Она собралась лишь в феврале 1916 г. и с того времени усилила политическое давление на правительство. В целом оппозиционная деятельность буржуазных фракций Государственной думы в годы Первой мировой войны, конечно же, расшатывала устои самодержавия.

Наиболее радикальная часть буржуазной и дворянской оппозиции стала выходить за рамки легальных средств борьбы за власть, которых придерживался Прогрессивный блок. В целях консолидации сил для борьбы с самодержавием использовался масонский центр «Великий Восток народов России», объединявший около 50 масонских лож в 20 городах страны.

Положение рабочего класса в годы Первой мировой войны существенно ухудшилось. В условиях военного времени были отменены некоторые нормы фабричного права, увеличилась продолжительность рабочего дня, запрещался переход на другие предприятия. Одновременно шло наступление на экономические и политические права рабочих: ликвидировались профсоюзы, закрывались больничные кассы, запрещались стачки, при огромной инфляции и резком повышении цен снижалась реальная заработная плата. Стало хуже и положение крестьянства, из среды которого в армию было призвано большинство солдат.

Политические интересы рабочего класса отстаивала Российская социал-демократическая рабочая партия, которая после революции 1905-1907 гг. значительную часть времени находилась на нелегальном положении, а её лидеры были вынуждены эмигрировать. В РСДРП происходила ожесточенная внутрипартийная борьба между большевиками, проповедовавшими идеи социалистической революции, и меньшевиками, выступавшими за мирные средства борьбы с самодержавием. Социал-демократическая фракция в Думе в 1912-1914 гг. насчитывала 14 мест. Выразителем интересов крестьянства считала себя Партия социалистов-революционеров, расколовшаяся в годы войны на левых и правых эсеров.

Кроме партий в период Первой мировой войны активную деятельность развернули общественные организации буржуазно-демократической направленности, объединявшие земских и городских деятелей. В конце июля 1914 г. был создан Всероссийский союз земств, а на совещании городских голов в начале августа 1914 г. был образован Всероссийский союз городов. Высшим органом каждого союза был съезд уполномоченных, а в перерывах между съездами – главный комитет во главе с главноуполномоченным. Комитет каждого союза имел исполнительные органы в губерниях, городах, уездах и даже на фронтах. Финансовые средства формировались из ассигнований и пожертвований граждан. Первоначально основными задачами союзов были оказание помощи раненым и больным, а также размещение беженцев, но в ходе войны их функции значительно расширились.

К 1916 г. союзы объединились во Всероссийский союз земств и городов (Земгор). Правительство предоставило ему права полувоенной организации с освобождением чиновников от обязанностей воинской службы. Земгор владел предприятиями местного значения, мастерскими и магазинами, обеспечивал фронт и тыловые госпиталя продовольствием и медикаментами, организовывал производство обуви и белья для военнослужащих, закупал за границей медицинское оборудование и инструменты, создал 75 санитарных поездов, вывезших с фронта 2,5 млн. раненых и больных.

Состав высших органов власти в годы войны принципиально не изменился. Государственная Дума вместе с Государственным советом продолжала законотворческую деятельность в соответствии с Основными законами 1906 г. Однако, в работе Думы были большие перерывы (например, с сентября 1915 г. по февраль 1916 г.), из её ведения было изъято законодательство по военным вопросам. Вопросы законодательства стали все больше решаться в царских указах и постановлениях органов, связанных с хозяйственной деятельностью. В силу этих причин законодательное значение Государственной думы снизилось, но одновременно возросла её политическая активность.

Совет министров в конце июля 1914 г. получил чрезвычайные полномочия и самостоятельно решал большинство дел, действуя от имени императора.

Война резко повысила спрос на оружие и иные материально-технические средства. Однако государственные предприятия удовлетворить эти потребности не могли. Поэтому возникла необходимость мобилизации частного капитала на нужды фронта, государственного регулирования экономики, а также создания чрезвычайных органов управления, поскольку аппарат мирного времени оказался не способен решать поставленные войной задачи.

Для координации работы отдельных ведомств в 1915 г. были образованы межведомственные особые совещания. Первым было создано Особое совещание по снабжению армии, которое несколько позднее преобразовалось в ряд межведомственных учреждений, состав которых определялся Государственной думой и утверждался императором. В годы войны действовали:

Особое совещание по обороне, которое размещало и проверяло исполнение военных заказов;

Особое совещание по топливу, взявшее на себя функции распределения топлива между потребителями;

Особое совещание по продовольствию, проводившее проверки наличия продуктов питания и устанавливавшее на них цены;

Особое совещание по перевозкам, определявшее порядок принудительного пользования транспортом;

Особое совещание по устройству беженцев, которое занималось вопросами организации размещения эвакуированных из фронтовой полосы.

Особые совещания имели право издавать обязательные к исполнению временные правила, требовать от частных предприятий преимущественного принятия военных заказов, налагать секвестр (арест без конфискации), проводить реквизицию (принудительный выкуп по фиксированным ценам).

Местными органами особых совещаний были их комиссии и уполномоченные. Комиссии создавались в губернских городах, уполномоченные действовали как в губернских городах, так и в уездных.

Наиболее важное значение имело Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по обороне. Оно не было подведомственно какому-либо другому органу управления и имело широчайшие полномочия. Председателем его являлся военный министр, а в состав совещания входили представители Думы и Государственного совета (по 10 членов вместе с председателями), различных министерств, Всероссийских земского и городского союзов, Центрального военно-промышленного комитета. На местах уполномоченными Особого совещания по обороне создавались местные совещания. Регламентация прав местных уполномоченных была уточнена Правилами о порядке действия местных уполномоченных, назначаемых председателем Особого совещания, и о состоящих при них районных заводских совещаниях от 10 сентября 1915 г.

С июня по декабрь 1916 г. действовало Особое совещание министров, координировавшее все мероприятия по снабжению армии и флота и организации тыла во главе с председателем Совета министров. Впрочем, несмотря на широкие полномочия, особые совещания с трудом справлялись со своими задачами, и снабжение вооруженных сил в ходе войны не улучшалось.

Мобилизация капитала на военные нужды вызывала противоречия между различными группами буржуазии. Пытаясь согласовать их интересы, государство взяло на себя инициативу по созданию новых организационных форм управления промышленностью и финансами. На Всероссийском съезде представителей промышленности и торговли в мае 1915 г. формулируется идея создания военно-промышленных комитетов. Положение о комитетах было утверждено царем 27 августа 1915 г. Согласно Положению образовывались центральный, областные и местные военно-промышленные комитеты для содействия делу снабжения армии и флота.

Функциями военно-промышленных комитетов являлись: посредничество между казной и промышленностью, распределение военных заказов, регулирование сырьевого рынка, внешней торговли, транспорта, рынка труда, нормирование цен на сырье и др. При комитетах создавались биржи труда и примирительные камеры, улаживавшие конфликты между рабочими и предпринимателями.

Комитеты имели широкие полномочия, например, право приобретать движимое и недвижимое имущество, вступать в договоры с государственными учреждениями, общественными организациями и частными лицами, принимать на себя различные обязательства по поставкам, заказам и подрядам, организовывать по соглашению с военным и морским ведомствами приемку и сдачу товаров и предметов для нужд армии и флота, предъявлять иски в суде и отвечать по ним.

239 военно-промышленных комитетов объединяли 1300 средних и мелких предприятий. За короткие сроки они ввели в строй 100 новых заводов. Но в целом оборонные заказы, выполненные военно-промышленными комитетами, не превышали 3 % всех заказов военного ведомства.

Законодательство периода Первой мировой войны. Война вызвала необходимость расширения компетенции генерал-губернаторов и органов военного управления. С объявлением мобилизации вступило в действие Положение о полевом управлении войск, утвержденное 16 июля 1914 г. Кроме того, продолжали действовать Правила о местностях, объявляемых состоящими на военном положении, утвержденные в 1892 г.

Меры, определенные указанными Положением и Правилами, в начале войны были дополнены отдельными актами императора, например, указом от 15 ноября 1914 г. «О некоторых мероприятиях, вызванных военным временем».

В соответствии с Положением о полевом управлении войск территория мобилизационного развертывания и боевых действий вооруженных сил и их тыловых учреждений составляла театр военных действий (ТВД). Все гражданское управление ТВД подчинялось командующим войсками военных округов или военным генерал-губернаторам.

Положение определяло устройство полевого аппарата управления войсками и полномочия должностных лиц. Верховный главнокомандующий являлся высшим начальником всех сухопутных и морских сил и наделялся чрезвычайными полномочиями. В районе ТВД его приказы исполнялись наравне с царскими законами и распоряжениями всеми без исключения правительственными учреждениями, общественными организациями, должностными лицами и гражданами. Он подчинялся императору и за свои действия нес ответственность только перед ним.

Сущность военного положения, согласно Правилам 1892 г., заключалась в том, что при его объявлении вся власть в районе действия режима военного положения переходила к военному командованию. При этом командующему армией и уполномоченным им лицам были предоставлены практически неограниченные полномочия в отношении гражданского населения:

запрещать выезжать из зоны военного положения отдельным лицам, которых «предполагается привлечь к работам для достижения целей войны»;

воспрещать вывозить любое имущество, которое могло бы быть использовано в военных целях;

назначать общие и частные реквизиции;

уничтожать строения и истреблять все то, «что по военным соображениям может затруднить движение или действия наших войск или благоприятствовать неприятелю».

Военное командование наделялось также правом по собственному усмотрению принимать и другие меры чрезвычайного характера «для охранения государственного порядка или успеха ведения войны», непосредственно не указанные в Правилах, однако с последующим докладом о принятых мерах императору.

Роль гражданских властей и полиции в период военного положения в основном сводилась к поддержанию общественного порядка административно-принудительными средствами (издание обязательных для исполнения постановлений; запрет собраний и митингов; закрытие торговых и иных учреждений, учебных заведений; приостановление периодических изданий; привлечение к ответственности и высылка отдельных лиц; отстранение от должности должностных лиц и т.п.) и к выполнению распоряжений и оказанию содействия военному командованию по вопросам поддержания порядка и снабжения войск жилыми помещениями, транспортом и различными видами довольствия (продуктами, медикаментами и т.д.). Причем военное командование было наделено правом отмены распоряжений гражданских властей с изданием собственных распоряжений.

За нарушение обязательных постановлений военного времени командующие армиями и генерал-губернаторы могли устанавливать наказания, в виде тюремного заключения до трех месяцев или штрафа до 3 тыс. руб.

Характерной чертой военного положения являлось также введение подсудности гражданских лиц военным судам по законам военного времени за совершение государственных и других тяжких преступлений. Рассмотрение и решение дел в военных судах должно было происходить согласно правилам Военно-судебного устава.

Соответственно, произошли изменения в системе судебных органов, а 20 июля 1914 г. была утверждена новая редакция IV раздела Устава военно-судебного «О суде в военное время». В соответствии с уставом в районе театра военных действий и в местностях, объявленных на военном положении, учреждались полковые и этапные суды, корпусные и им равные суды (они заменили суды армий), военно-окружные суды. Высшей судебной инстанцией являлся Главный военный суд, председатель которого назначался императором.

В формировании военных судов исключительная роль принадлежала командованию. Временные члены корпусных и военно-окружных судов назначались из строевых офицеров соответствующими командирами. Полковой командир имел право изменять состав полкового суда по истечении срока его полномочий.

Военным судам были подсудны не только военнослужащие и лица, состоящие при армии, но и все гражданские лица (как российские, так и иностранные подданные), причем не только в местностях, объявленных на военном, но и на исключительном положении, жители неприятельских областей, занятых русской армией, военнопленные.

При чрезвычайных обстоятельствах в районе ТВД и в местностях, объявленных на военном положении, образовывались военно-полевые суды. Они учреждались из офицеров приказами главнокомандующего армиями фронта, командующих армиями, командующих войсками военных округов и равных им должностных лиц, а также коменданта осажденной крепости или укрепленного района, начальника гарнизона не позднее суток с момента совершения преступления. В ноябре 1914 г. Правилами о военно-полевом суде указанным должностным лицам было разрешено передавать права учреждения военно-полевых судов и придания обвиняемых этим судам своим подчиненным, пользующимся правами не ниже командира полка.

Меры по расширению полномочий военных властей и изменению системы судебных органов способствовали укреплению государственной и воинской дисциплины в начале войны. Но, как показали дальнейшие события, они оказались недостаточно эффективными для поддержания порядка и организованности в армии и на флоте в период, предшествующий Февральской революции.

В условиях войны возникла необходимость внести некоторые изменения в административное, гражданское, уголовное и процессуальное право.

Так, в первый же день войны царским указом было введено Временное положение о военной цензуре, которым предусматривалось образование органов цензуры как на ТВД, так и вне его. Они осуществляли надзор за произведениями печати, публичными собраниями, типографиями, книжными магазинами во взаимодействии с полицией и жандармами.

Согласно указу от 24 июля 1914 г., все местности Российской империи, не находившиеся на военном или осадном положении, были объявлены состоящими на положении чрезвычайной охраны.

Именным высочайшим указом от 28 июля 1914 г. были обнародованы Правила, коими Россия будет руководствоваться во время войны 1914 г. Эти правила явились отражением норм международного гуманитарного права в законодательстве того времени. В основном они касались соблюдения на условиях взаимности международных договоров о ведении военных действий: Россия подтвердила, что она считает необходимым применять во время военных действий практически все положения «права войны». Кроме того, указ устанавливал порядок задержания и высылки подданных неприятельских государств, задержания их торговых судов в русских портах, а также предоставлял право подданным нейтральных государств продолжать торговые сношения с Россией.

Законодательство в экономической, финансовой и социальной областях определялось хозяйственными трудностями. Был введен военный налог на лиц, освобожденных от воинской повинности, в том числе на коренных жителей национальных окраин, которые обычно не призывались на службу в армию. Военные налоги взимались с пассажиров железных дорог, их багажа и других грузов. Повысился размер налога на землю и наследство, на публичные увеселения и зрелища. Выросли подоходные налоги с недвижимых имуществ, с предприятий, вводился налог на военную прибыль. Обмен рубля на золото был запрещен, начался выпуск необеспеченных бумажных купюр, следствием которого стали инфляция и рост цен.

Устанавливались ограничения прав собственности и обязательств. Предприятия были обязаны в первую очередь выполнять военные заказы при жестком контроле и надзоре со стороны правительства и Особых совещаний. Вводилось страхование морских судов, грузов и фрахта от военной опасности. В ноябре 1916 г. принимается постановление о продовольственной разверстке, устанавливаемой уполномоченными Особого совещания по продовольствию и земскими управами. Расчет за изымаемые продукты производился по твердым ценам, а в случае отказа назначалась реквизиция по ценам на 15 % ниже твердых. Одновременно вводилась карточная система на продукты. Был также издан ряд указов о приостановлении взысканий по векселям в местностях, объявленных на военном положении.

Семьи военнослужащих получали денежные компенсации на всех государственных предприятиях и в мастерских, размер которых определялся по количеству членов семьи. Раненым, семьям погибших, лишившимся кормильцев, также выдавались ежемесячные пособия. Руководство благотворительной деятельностью возглавляла царская семья, которая передала на социальную помощь из личных сбережений 20 млн. ф. ст.

Вместе с тем, измененное трудовое законодательство с 1915 г. разрешало привлекать на работы даже с тяжелыми условиями труда женщин и детей с 12-летнего возраста.

Подданные воюющих с Россией государств были резко ограничены в своих правах. Они лишались всех льгот и преимуществ, судебной защиты и права выступать в суде через поверенных. Их промышленные и торговые предприятия подлежали закрытию, а занятие личным промыслом запрещалось.

В уголовном законодательстве Российской империи появились новые составы преступлений, свойственные военному времени, и были изменены прежние. 14 ноября 1914 г. были внесены изменения и дополнения в Воинский устав о наказаниях.

В частности, уголовное наказание влекло за собой неисполнение постановлений Особых совещаний, поставка и отпуск недоброкачественного оружия, боеприпасов, продовольствия, нарушение твердых цен. За уклонение от несения воинской службы с помощью симуляции болезни или другого обмана виновный подвергался лишению всех прав состояния и срочной или бессрочной ссылке или смертной казни. Тем же наказаниям подвергались лица, совершившие членовредительство. За подстрекательство к неповиновению, сопротивлению начальству или восстанию виновные наказывались лишением всех прав состояния, срочной или бессрочной ссылкой или смертной казнью. Дезертиры по Указу от 12 января 1916 г. подвергались лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы от 4 до 20 лет или смертной казни. Побег к противнику или покушение на побег влекли за собой лишение всех прав состояния и смертную казнь.

Согласно разделу IV Устава военно-судебного в районе ТВД и местностях, объявленных на военном положении дознание производилось военным командованием, а если дело не требовало дальнейшего расследования, обвиняемый предавался суду. Предварительное следствие по делам, подсудным корпусным и военно-полевым судам, производилось военными следователями. Прокурор, получив следственное дело, передавал суду обвинительный акт в течение суток. Решение суда являлось окончательным.

Срок подачи кассационной жалобы на приговор суда исчислялся в 24 часа со времени объявления приговора. Военно-полевые суды рассматривали суда при закрытых дверях в течение не более 2-х суток. Приговор вступал в законную силу немедленно и приводился в исполнение не позднее суток. В 1916 г. был издан закон, по которому приостанавливалось исполнение приговоров о лишении свободы в отношении лиц, состоявших на службе в действующих армии и флоте, а также мобилизованных во время войны, до окончания войны или до увольнения осужденного с военной службы.

Таким образом, в годы Первой мировой войны произошли существенные изменения в государственном механизме и законодательстве. Вновь созданные государственные и полугосударственные органы были призваны обеспечить потребности фронта и тыла для успешного ведения боевых действий, а измененное законодательство – создать для этого правовую основу. Однако, действовавшее в военные годы неблагоприятные факторы, среди которых разруха и товарный голод, утомленность населения войной, рост рабочего движения, усиление буржуазной оппозиции, неспособность верховной власти решать военные и хозяйственные проблемы, привели к тому, что для Российской империи военные итоги казались неутешительными, а политические – революционными.

Российская империя по сравнению с другими государствами той эпохи была достаточно веротерпимой страной. Однако и здесь определенные категории верующих подвергались притеснениям и гонениям. Некоторые конфессии при одних монархах были в фаворе, а при других впадали в немилость. Больше всего ограничений было у представителей нетерпимых властями сект. Но даже представители христианских религий периодически испытывали трудности.

Ограничения католиков и покровительство протестантам

Доброжелательное отношение царской России к католикам началось во времена прозападной политики Петра I, привлекавшего в страну множество иностранцев соответствующего исповедания. Указом от 1780 года Екатерина II велела униатам переходить в православие, а умиравших униатских священников заменять православными, параллельно искореняя униатские нормы богослужений.
Католический собор на грузинской улице в Москве. Ситуация улучшилась со времен царствования Павла Первого, имевшего титул Великого Магистра в Мальтийском ордене. Но после польского восстания 1830-1831 гг. гнет возобновился: закрывались монастыри, мещанам католического вероисповедания запрещалось приобретать собственность и арендовать земли, ограничивалось католическое образования.
Современные российские католические епископы. Браки православных и католиков разрешались лишь при условии, что совместные дети будут креститься по православному обряду, а жена не перейдет в католицизм. В 1905-м Николай II издал Манифест о веротерпимости, что спровоцировало массовый переход православных в католицизм. По официальным данным, с 1905 по 1909 год католиками стали 233 тысячи человек. Положение протестантов в Российской империи всегда было более выгодным. Протестантизм пришел в Россию с иностранными купцами, ремесленниками и военными наемниками. Со временем их потомки принимали российское подданство, и протестантизм становился религией части русского общества.
Группа протестантов, 17 век. По приглашению Ивана Грозного в Москву съезжались европейские медики, аптекари, торговцы и художники, исповедующие эту веру. Покровительствовал протестантам и Алексей Михайлович, приближавший их ко двору и устраивавший на военную и гражданскую службу. Особо теплое отношение к ним также испытывал Петр Великий, поощрявший браки членов царской семьи с высокопоставленными европейцами-лютеранами. Указами Екатерины II иностранным колонистам гарантировались значительные льготы, свобода исповедания и освобождение от обязательной службы. В Российскую империю тянулись тысячи иностранцев преимущественно лютеранского вероисповедания, гонимые за свои религиозные убеждения на родине.

Предвзятые требования к иудеям

Несмотря на то, что в царской России существовала крупнейшая в мире еврейская община, иудеи жестко ограничивались в передвижениях и расселении по русским землям. Еврейское образование считалось бесполезным, а еврейский язык - едва ли не жаргоном.
Еврейский погром в Киеве. При царе Алексее Михайловиче перешедшим в православие евреям полагались крупные пожалования. Притеснял иудей и Петр I, отклоняя запросы еврейских купцов о въезде в Российскую империю. Указом Екатерины I в 1727 году евреев выселяли за пределы России, а императрица Елизавета Петровна методично продолжала политику предшественницы. По воле Екатерины II иудеям для заселения предлагались лишь пустынные пограничные районы. Имелся и ряд существенных ограничений при приеме евреев в учебные заведения, на государственную службу. В конце 18 века еврейское население облагалось дополнительными налоговыми сборами и лишалось права осваивать привычные виды деятельности (аренда земель, ростовщичество, торговля). Считалось, что своим предпринимательством евреи разоряли местных крестьян. При Николае I государство всячески вмешивалось во внутреннюю жизнь общины, запрещая иудейские традиции (привычное ношение пейсов и национальной одежды).

Эволюция отношений с мусульманами

Территориальное расширение России с включением в состав новых земель привело в русское подданство мусульман. В XIX веке ислам стал второй конфессией Российской Империи по числу верующих, при этом магометане ограничивались в своих правах и возможностях. Мусульмане не могли занимать должности в органах управления и в сфере образования. При этом им навязывались правила христианской жизни, часто конфликтующие с нормами шариата. Но с приходом к власти Екатерины II случился переломный момент в государственных религиозных взглядах, что усилило правовой статус мусульман в империи. Отныне официально утверждалось право мусульман на многоженство, причем интересы жен защищались юридически.
Группа депутатов II Думы мусульманской фракции. 1907 год. Узаконились хадж и присяга по исламским догматам. В 1788-м создана первая официальная мусульманская организация России - Оренбургское магометанское духовное собрание. Российскими мусульманами теперь управлял муфтия, кандидатура которого избиралась мусульманским обществом, после чего утверждалась императором.

Терпимость по отношению к буддийским иноверцам

Буддизм в Россию пришел вместе с калмыками, принявшими российское подданство. С XVII века религия распространилась и в Бурятии, куда ее принесли тибетские и монгольские ламы (монахи). При Елизавете Петровне буддизм признавался как «терпимое» и разрешенное вероисповедание.
Селенгинские буряты-буддисты. Через контролируемого главу бурятских буддистов Пандито Хамбо-ламы, утвержденного Екатериной II, власть реализовывала свои имперские инициативы в среде бурят-монголов и частично эвенков. Монаршие указы 18 века регламентировали все вероисповедные дела буддистов-бурятов, ламам под угрозой смертной казни запрещалось переходить границу и иметь контакты с иностранцами. В первой половине 19 века российские власти ограничивали число ламаистских монастырей и продолжали контролировать иностранные связи, опасаясь соседства иноверцев с буддийской империей Цин. В начале 20 века буддизм стал одной из господствующих религий народов Забайкалья. В период противостояния с Британией в Азии Россия разыграла буддийскую карту, предоставив иноверцам больше свобод. А Николай II, беря во внимание выгоды от укрепления дружбы с Тибетом, даже дал добро на строительство буддийского монастыря в Петербурге.

Непризнанные и преследуемые конфессии

Две последних ступеньки религиозной иерархии Российской империи занимали непризнанные конфессии. Предпоследний уровень отводился сообществам, которые «терпелись» на бытовом уровне. В эту категорию входили старообрядцы, именовавшиеся раскольниками. Их подвергали всевозможным ограничениям, но сама по себе принадлежность к их вероисповеданию преступлением не считалась. Старообрядцы. Деревня Кузнецово Семеновского уезда. На последнем уровне находились непризнанные и нетерпимые сектанты: филипповцы, поморцы, пашковцы, субботники, молокане, духоборы, хлысты и др. Имперская политика запрещала им свободно проповедовать свою религию. Поэтому в метрические книги в основном не заносились факты рождения и смерти иноверцев, а также информация о заключении среди них браков. Религиозная деятельность сектантов преследовались государством в административном и даже уголовном порядке. За совращение православных прихожан в нехристианскую веру законодательством полагалась многолетняя каторга. Тюрьмой наказывали представителей «иностранных исповеданий», посмевших в какой-либо форме оскорбить православного священнослужителя. Борьба государства с непризнанными религиями привела к тому, что количество русских сектантов сократилось в разы, а некоторые группы исчезли совсем.

В течение всего имперского периода Россия являла собой многоконфессиональное государство, покровительствующее той религии, которой придерживалось подавляющее большинство титульной нации. Самой формой государства, ее территориальным устройством, насущными внешне и внутриполитическими задачами диктовалась настоятельная необходимость всемерной поддержки государством монополии Православной церкви на ведение миссионерской деятельности. В связи с этим до второй половины XIX в. свобода веры, провозглашенная еще Петром Великим, трактовалась не иначе как свобода исповедовать религию своих предков, дарованная иноверцам из числа как собственных подданных, так и иностранцев, проживающих в России. Следует добавить, что сравнительно мягкая и осторожная политика христианизации национальных окраин, осуществлявшаяся Русской православной церковью под внимательным наблюдением светских властей, давала последним моральное право требовать от иноверцев уважения собственных политических интересов. По отношению к отступившим от веры законодательство XVII – начала XVIII вв. не было жестоко. Православный, принявший иную веру, в том числе и христианскую, принудивший к отступлению от веры жену или допустивший это, а также допустивший крещение в иную веру собственных детей, должен был быть передан для увещевания духовным властям. Если же и после увещевания виновный не желал исправиться, то дальнейшая его судьба решалась непосредственно монархом.

Нормы светского законодательства, предусматривающие наказания за совращение в басурманскую веру (магометанство, еврейство, идолопоклонство), появились в России еще в XVII в. Целый ряд культурных установок, характерных для всех слоев русского общества, предполагал сохранение строгих мер, препятствующих отпадению в идолопоклонство, ислам («магометанство») и иудаизм («жидовство»). Наказ губернаторам, воеводам и их товарищам 1728 г. предписывал поступать с магометанами и иными иноверцами, совращающими православных, сообразно с Уложением 1649 г., то есть сжигать их без всякого милосердия. Впоследствии он подтверждался в 1735 и 1744 гг. Однако строгие меры в отношении нарушителей этой нормы принимались государством далеко не всегда. Так, астраханский губернатор В.Н. Татищев (1741–45 гг.), назначенный на эту должность главным образом для прекращения беспорядков среди калмыков, не получил для ее осуществления никакой военной поддержки. Руководимая им комиссия на месте выяснила, что проживавшие в губернии 854 человека, в основном калмыки, были незаконно обращены в ислам, католичество, лютеранство и даже «армянский закон». Похожая картина наблюдалась в Оренбургской губернии. Сенатским указом 1750 г. было предписано, собрав всех виновных в губернских канцеляриях, объявить им, какого наказания они заслуживают и отпустить их с подпиской, что впредь они подобного делать не будут, поскольку преступления были совершены до Указа 1744 г. В 1775 г. Сенат отметил возросшую активность татар и бухарцев, населявших Барабинскую степь, в деле исламизации местных идолопоклонников и «новокрещен». Однако и тут дело не пошло дальше подтверждения Сибирской губернской канцелярией неправомерности действий виновных. Необходимость ведения крайне осторожной политики продемонстрировал правительству Екатерины II массовый уход калмыков с обжитых мест (в 1771 г. к границам Китая ушли 30 000 кибиток), а также возвращение в ламаизм. В результате Екатерина II даже пошла в отношении калмыков на ограничение миссионерской активности православного духовенства.

Самой опасной верой, в которую только мог отпасть православный, считался иудаизм, поскольку иудеи воспринимались как самые опасные еретики-лжеверы – «мысленные богохульники, клевещущие на Христа». В связи с этим дело о совращении в иудаизм капитан-лейтенанта Возницына евреем Борохом имело огромный общественный резонанс. И совращенный и совратитель были сожжены в 1738 г. Елизавета Петровна, наблюдавшая многочисленные примеры неисполнения Указа 1727 г. относительно запрета иудеям проживать в российских городах, Именным указом от 2 декабря 1742 г. и вовсе запретила им проживать в своей державе.

В эпоху правления Петра I в связи с его стремлением привлекать в страну иноземных специалистов возник вопрос о браках между православными и лицами других христианских исповеданий. Традиционно российские власти с недоверием смотрели на тех иноземцев, состоящих на русской службе, которые вели холостой образ жизни. Однако те, проживая компактно в так называемой Немецкой слободе, либо привозили жен из Европы, либо роднились между собой. Вопрос о возможности брака иноверца с православной женщиной был остро поставлен в 1721 г. в связи с запросом Берг-коллегии относительно дальнейшей судьбы шведских пленных, желающих остаться работать в России. Православная церковь нашла соответствующее каноническое правило, делающее такой брак принципиально возможным. Но закон оговаривал, что иноземец, из числа решивших перейти на вечную службу к русскому царю, берущих в жены православную, обязан дать подписку в том, что он обязуется крестить по православному обряду прижитых в этом браке детей, обучать их православным обрядам и догматам, не предпринимать попыток обратить православных домочадцев в свою веру. В случае отступления от своих обязательств виновные подлежали «жестокому штрафу». Приходской священник под опасением лишения сана обязан был следить, соблюдает ли иноземец требования закона. Однако, несмотря на все меры, предпринимаемые для предотвращения отпадения православного супруга от православия, браки с иноверцами воспринимались Православной церковью как явление крайне нежелательное. В связи с этим при вступлении в подобный брак приходской священник делал увещание православному, чтобы он ради «большей твердости супружества», приискал себе в супруги лицо с ним одной веры, а иноверца уговаривал принять православие.

Со временем контакты между православными и протестантами все более расширялись. Протестантами была населена присоединенная к Российской империи Прибалтика, они охотно поступали на русскую службу. Отношение к протестантам светских властей было весьма благожелательным, но оно не усыпляло бдительности ревнителей православия. Согласно Указу Синода от 5 ноября 1728 г. запрещалось привлекать православных в какую-либо веру или даже учить их лютеранским догматам. В обязанность лютеранским пасторам вменялось расспрашивать своих прихожан (особенно в случае заключения брака) о том, не были ли они ранее православными.

Весьма щекотливым был вопрос о возможности приобретения иноверцами крепостных православного исповедания. Согласно Указу от 13 января 1744 г. такую возможность получали все состоящие на русской службе и имеющие российское подданство иноверцы, в том числе мусульмане и идолопоклонники, за исключением лиц купеческого звания. Требование обязательного поручительства за иностранных подданных, желавших приобрести «крещенный товар», было обусловлено в первую очередь интересами казны, а не духовного ведомства. Однако им запрещалось крестить крепостных в иную веру, кроме православной. Из этого требования вытекал запрет обращать российских подданных любой веры в любую религию, кроме официальной. В Манифесте 1763 г. Екатерина II несколько отступает от прежней политики российских монархов, всемерно ограждающей монополию Православной церкви на миссионерскую деятельность. Католикам и протестантам, прибывающим на поселение в Российскую империю, вновь запрещалось (под угрозой наказания по прежним законам) склонять кого-либо в свою веру. Исключение делалось для мусульман, населявших национальные окраины страны. Регламент, данный Санкт-Петербургской римско-католической церкви в 1769 г., запрещал католическим пасторам склонять в свою веру лишь живущих в России христиан, однако ничего не упоминал о мусульманах, иудеях и идолопоклонниках. Устав благочиния вообще рассматривает в качестве преступного отступления от веры только переход в иную веру православного (ст. 243), а в качестве преступного отвращения от веры – отвращение от православия (ст. 242).

После присоединения к Российской империи бывших польских провинций, населенных в основном иудеями, католиками, униатами и православными, правительство столкнулось с необходимостью распутывать клубок религиозных противоречий. Среди них главным было стремление католического духовенства увеличить свою паству за счет униатов и православных, что противоречило как стратегическим интересам Санкт-Петербурга, так и действующему российскому законодательству. Ситуация осложнялась тем, что действия католического духовенства направлялись непосредственно распоряжениями из Рима. Следовательно, Екатерине II и ее преемникам предстояло выстраивать сложную стратегическую линию борьбы против папизма. В рамках политики подчинения российских католиков власти императрицы 14 декабря 1772 г. появляется Именной указ, запрещающий исполнение папских булл без предварительной санкции российской императрицы. Указ также запрещал тайно или явно обращать и склонять к обращению православных. В 1773 г. папа Климент XIV уничтожил своей буллой иезуитов как особый орден. Екатерина II не обнародовала эту буллу и более того, создала режим благоприятствования распространению иезуитов в западных губерниях страны, не без основания надеясь на лояльность последних. Не следует забывать о том, что важнейшей стороной деятельности «Общества Иисуса» была пропаганда, и эта пропаганда, носившая ярко выраженный антипапский характер, «являлась хорошим подспорьем в деле укрепления новой власти на землях Восточной Белоруссии». В 1782 г. была открыта Белорусская (Могилевская) католическая архиепископия, а в 1783 г. не без борьбы с Римом был возведен в соответствующий ранг белорусский епископ, что А.К. Тихонов не без оснований рассматривает как «первый шаг к созданию собственной католической организации в России». В то же время белорусским католикам неоднократно давалось понять, что отказываться от своих конфессиональных интересов в этой части империи православное правительство не собирается. Борясь с попытками католического духовенства включить в свою паству униатов, Екатерина II в 1794 г. предупреждала, что «всякое подобное покушение (то есть попытка притеснения униатов. – В.Л.), яко противу господствующей веры обращаемое и означающее преслушание воле Нашей, долженствует быть принято за уголовное преступление, суду подлежащее и влекущее секвестр имения до окончания дела». Однако несмотря на то, что большая часть униатов (2 миллиона человек) воссоединилось с православной церковью, около 1 миллиона осталось в орбите влияния католической церкви. Правительственные меры не смогли должным образом воспрепятствовать миссионерской деятельности помещиков-католиков, о чем красноречиво свидетельствует переход в католицизм 200 000 униатов. Хотя Белорусское губернское правление предписывало предавать суду помещиков, страхом удерживающих своих крестьян в унии, приговоры выносили нижние суды, состоявшие в основном из католиков. Сенату оставалось только обвинять в происходящих массовых нарушениях закона архиепископа Могилевского и грозить суровым наказанием ксендзам. Римско-католическая духовная коллегия не только не оставила своих притязаний, но и в 1803 г. даже попросила помощи у губернских властей в организации судебного процесса по делу униатского декана Родзевича, обвиняя его в произнесении хулы на католическую церковь и склонению обратно в унию принявших католичество.

Именно это противостояние побудило правительство возобновить отмененный Екатериной II запрет на миссионерскую деятельность католиков и лютеран в отношении неправославных. Уже в августе 1801 г. для этого представился весьма благоприятный повод. Одно из иезуитских должностных лиц, игнорируя волю родителей, обратило в католическую веру двух малолетних еврейских детей. Доводы о добровольном принятии детьми католицизма были признаны нелепыми, а сам поступок объявлен несообразным с общими принципами христианской веры, не терпящей насилия, а также противозаконным, поскольку являл собой не что иное как «подговор и обольщение». Однако внутри правящей элиты не было единого мнения относительно дальнейшей судьбы иезуитов. У них имелись весьма высокопоставленные покровители. В 1802 г. министр внутренних дел граф Кочубей предложил разрешить иезуитам миссионерскую деятельность среди магометан и идолопоклонников Астраханской, Оренбургской и Сибирской губерний. Только после крупного скандала, вызванного совращением иезуитами в католичество юношей и девушек из благородных фамилий, проходящих обучение в учебных заведениях ордена, последователи Лойолы были изгнаны из обеих столиц, а в 1820 г., за обольщение православных в Полоцке, Витебске, Сибири, Саратовской губернии, вообще из России.

Несколько новых норм, призванных оградить христиан от совращения в иную веру, было принято в царствование Николая I. В 1826 г. по решению Государственного совета были введены строгие правила для лютеран, вступающих в брак с мусульманами или иудеями. Евангелическая консистория, давая разрешение на такие браки, должна была вытребовать у супругов нехристианского исповедания подписку, что они будут воспитывать появившихся в браке детей в евангелической или православной (если пожелают) вере, будут воздерживаться от «малейшего воспрепятствования в свободном содержании… религии» своим женам и детям, а также отрекутся от многоженства. В противном случае их ожидало наказание «по всей строгости гражданских и духовных законов».

Возобновилась с новой силой борьба с католическими ксендзами и помещиками, пытающимися склонить православное население западных губерний к переходу в свою веру. Помимо подтверждения прежних законов, ограждающих права православных и униатов, вводились запрет на строительство католических церквей и каплиц на территории православных приходов, а также наказание для членов католической консистории за потворство и посредничество в совращении, заключавшееся в отрешении от должности. Польское восстание 1830–1831 гг., имевшее, помимо национального и религиозный характер, без сомнения, способствовало ужесточению государственных мер, направленных на борьбу с пропагандой любых религиозных учений, кроме официального православия.

Составители Свода законов 1832 г. на основе предшествующего законодательства выделили следующие виды деяний, квалифицируемые как отвлечение от веры:

– обращение лицами христианских исповеданий в свою веру православных (ст. 186) и неправославных инородцев (ст. 188), а также обращение иудеями, мусульманами и идолопоклонниками в свою веру православных (ст. 189) и неправославных христиан (ст. 190);

– воспрепятствование на территории бывших польских провинций католическим помещикам и священникам переходу униатов в православие, которое могло иметь характер помешательства богослужению и оскорбления православного духовенства (ст. 187);

– нарушение пунктов подписки, которую давал каждый мусульманин или иудей, вступающий в брак с христианином (ст. 191).

Если в отношении совратителей-христиан закон ограничивался обещанием наказания по всей строгости закона (ст. 186, 188), имея в виду фактически не применявшиеся санкции, появившиеся в XVIII в., то иудеям, мусульманам и идолопоклонникам, совратившим христианина, грозило лишение всех прав состояния, наказание кнутом и ссылка на каторжные работы (ст. 189, 190). По отношению к католическим помещикам, препятствующим переходу униатов в православие, предусматривалось также ограничение права владения имуществом (секвестр). По отношению к отпадшим от веры никакие уголовные санкции не применялись. Православные отсылались к духовному начальству для поступления с ними по правилам церковным (ст. 186, 189).

Большой проблемой в первой половине XIX в. была организация контроля за новокрещенными. В 1831 г. была даже предпринята попытка возложить эту обязанность на лиц, рожденных и воспитанных в православной вере («русских людей»), живущих с новокрещенными в одних деревнях. Им вменялось в обязанность увещевать нестойких в христианской вере новокрещенцев, а в случае бесплодности своих усилий доносить местному священнику (Свод уставов о предупреждении и пресечении преступлений. Ст. 43).

Уложение 1845 г. разделило все распространенные в стране вероучения на четыре класса: православие; другие христианские религии (католицизм, протестантизм и армяно-грегорианское учение); ереси и расколы; нехристианские религии (магометанская, языческая, еврейская), закрепив в законодательстве уже существующие в общественном сознании представления о степени враждебности той или иной веры православному учению. За совращение в нехристианскую веру христианина каралось Уложением каторжной работой в крепостях на срок от 8 до 10 лет и телесными наказаниями (ч. 1 ст. 190), а в случае применения насилия – каторжной работой на рудниках сроком от 12 до 15 лет и телесными наказаниями (ч. 2 ст. 190). Лица, вступившие в брак с протестантами, признанные виновными в нарушении данных ими обязательств воспитывать детей в христианской вере и не приводить угрозами и обольщением детей и супругов к своему закону, наказывались лишением прав состояния и ссылкой на поселение в Сибири (ст. 192). Преступлением также считалось содержание в домах евреев православных слуг, за исключением случаев, дозволенных законом. Оно каралось денежным штрафом, а в случае рецидива – арестом на срок до 3 месяцев (ст. 193). Крупный денежный штраф (до 200 рублей) взыскивался с еврея, живущего в одном доме с христианкой (ст. 194).

Гораздо менее строго наказывалось совращение православного в иное христианское исповедание. Совратитель, принадлежавший к привилегированному сословию, приговаривался к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных ему прав и преимуществ и к ссылке в Тобольскую или Томскую губернию, все прочие подлежали телесному наказанию и отдаче в исправительные арестантские роты на срок от 1 до 2 лет. Если при совращении имело место насилие или принуждение, наказание усиливалось на одну степень (ст. 195). Родители (опекуны), обязанные законом воспитывать своих детей в православной вере, в случае нарушения своих обязательств наказывались заточением в тюрьме на срок от 1 до 2 лет. Бездействие родителей (опекунов), а равно и супругов, не препятствующих всеми законными способами отступлению своих детей и жен от православия в любое вероисповедание, наказывалось арестом на срок до 3 месяцев (ст. 200).

Кроме того, запрещалась пропаганда перехода из православия в любое другое исповедание, еретическую секту и раскол, за что виновным в некоторых случаях грозила ссылка или телесные наказания с последующей отправкой в арестантские роты (ч. 1 ст. 197). Распространение подобных сочинений при наличии умысла (намерения совратить православного) каралось заключением в смирительном доме (ч. 2 ст. 197). Преследованиям со стороны закона подвергались лица, препятствующие чьему-либо добровольному присоединению к православию. Виновные в этом преступлении приговаривались к заключению в тюрьме на срок до 6 месяцев, а в случае употребления угрозы, притеснения или насилия к лишению некоторых прав и преимуществ и заключению в смирительный дом на срок до 3 лет. Помимо этого, им, в любом случае, запрещалось иметь православных дворовых людей и управлять имениями, населенными православными (ст. 199).

Законом также запрещалось начинать «неприличные споры, распри или брань о различии вероисповеданий». В зависимости от обстоятельств нарушение этой нормы каралось строгим выговором от имени суда, денежным взысканием или арестом сроком до 7 дней (ст. 205). Идея запретить православным подобные соблазнительные споры родилась во время работы церковно-гражданской комиссии по составлению екатерининского Уложения. Норма, запрещающая начинать ссору, распрю или чинить «брань и поношение» «ради различия веры», присутствует и в Уставе благочиния (ст. 244).

В отдельную группу по субъекту преступления можно выделить ст. 201–204 Уложения 1845 г. В качестве санкций они предусматривали денежные штрафы, временное отстранение от должности или даже лишение сана священнослужителей иностранных христианских исповеданий, совершивших действия, способствующие отпадению православного в иную веру. Согласно Уложению 1845 г. таковыми действиями являлись:

– исправление духовных треб (исповеди, причащения, елеосвящения, крещения или миропомазания), совершенных по правилам иностранных христианских вероисповеданий (ст. 201);

– преподавание духовными лицами иностранных христианских исповеданий малолетним православным катехизиса или «делание им противных Православию внушений, хотя и без доказанного намерения совратить их» (ст. 202);

– принятие духовными лицами в свое исповедание иноверных российских подданных без особого в каждом случае разрешения (ст. 204).

Уложение 1845 г. не предусматривало уголовного наказания для лиц, отступивших от православия или иной христианской веры. Вероотступники направлялись к духовному начальству своего прежнего вероисповедания «для увещевания, вразумления их и поступления с ними по правилам церковным» (ст. 191, 196). Отпавшие от своей веры христиане (до возвращения в прежнее исповедание) обязаны были передать в опеку свое имение и не могли пользоваться правами своего состояния (ст. 191). Отпавшим в иную христианскую веру православным запрещалось проживать в своих имениях с бывшими единоверцами вплоть до возвращения в прежнее состояние (ст. 196). По правилам православной церкви, отступник направлялся в монастырь, где находился до искреннего раскаяния.

Уложение 1857 г. не привносит никаких изменений в нормы, касающиеся отвлечения и отступления от веры (ст. 200–215). Уложение 1866 г. исключает из числа религиозных преступлений содержание иудеями слуг-христиан, представителями католического духовенства – слуг, исповедующих православие, устройство в общенародных собраниях неприличных споров, распри и брани о различии вероисповеданий. Несколько снижаются сроки заключения, предусмотренного в качестве наказания за распространение проповедей и сочинений, направленных на отвращение от православия (ст. 189), нарушение родителями обязательства воспитывать своих детей в православной вере (ст. 190), воспрепятствование присоединению к православию (ст. 191). Следует заметить, что новый виток борьбы правительства с оппозицией, связанный с польским восстанием 1863 г., не привел к ужесточению наказания за совращение православных в католицизм, хотя М.В. Довнар-Запольский сообщает нам о развитии практики тайного совращения в католичество и предпринимаемых в связи с этим мерах административно-полицейского характера.

Уложение 1885 г. (ст. 184–195) полностью повторяет содержание соответствующих статей в Уложении 1866 г.

Сохраняя в неизменности законодательство об отступлении от веры, власть явно выказывала свою принципиальную позицию по вопросу о невозможности свободы веры в России в понимании более широком, чем в начале XVIII в. Консерватизм государства в вопросе отпадения от веры имел очень глубокие корни. Признание права человека самостоятельно выбирать веру в условиях нарастающей тенденции к секуляризации культуры, проводником которой являлась разночинская интеллигенция, склонная к радикализму в своих суждениях, представлялось консерваторам делом по меньшей мере опасным, поскольку означало бы косвенное признание права на безверие. От религиозного индифферентизма, по их представлениям, был всего один шаг до преследования религии. И.С. Бердников в своих футурологических прогнозах предсказывал, что до этого шага должно пройти время, равное жизни трех поколений, воспитанных в духе религиозной терпимости. Любопытно, что прямую взаимосвязь между «свободой иноверия» и воспитанием в обществе равнодушия к вере ректор Санкт-Петербургской духовной академии Иоанн Смоленский провел еще в 1865 г.

Среди других причин борьбы правительства за сохранение монополии православной церкви на пропаганду своих ценностей бывший революционер, публицист Л.А. Тихомиров, выделяет прежде всего отказ православного монарха от защиты интересов официальной религии, что было бы чревато десакрализацией власти. «Космополитическая реформа» грозила и потерей авторитета в глазах православного населения к существующей государственной власти и переходом к парламентаризму. Кроме того, «космополитическая» Россия, по мнению Л.А. Тихомирова, являлась потенциальным объектом для территориальной экспансии протестантской Германии и исламистов. И наконец, отказ от всемерной государственной поддержки православия, говоря современным языком, стал бы серьезной помехой для национальной самоидентификации русского народа, являвшегося главной опорой империи. На неизбежность роста сепаратистских настроений в случае отказа Российской империи от принципа единства веры указывал редактор-издатель журнала «Миссионерское обозрение» М.В. Скворцов. Думается, что современникам подобные предостережения отнюдь не казались надуманными. По свидетельству С.М. Волконского, общественное сознание в своем отношении к вопросам духовной жизни человека отталкивалось от парадоксального, на первый взгляд, отождествления «русского» и «православного». Ссылка на принятие предками православия становится главным доказательством принадлежности к титульной нации. Безусловно ненаучной была бы попытка присвоить православию на данном этапе его истории статус национальной религии, вроде иудаизма или синтоизма, но в глазах очень многих подданных империи оно имело характер той культурной основы, которая крепила единство общества. В этом кроется объяснение полной невозможности с точки зрения закона перейти из православия в другое вероисповедание. Русский в глазах чиновника просто не мог быть католиком, протестантом или иудеем, также как он не мог бы стать французом, немцем или евреем. В связи с этим отпавшего (например, в лютеранство) православного закон продолжал считать православным, просто (в силу своих заблуждений) отрицающим этот очевидный факт.

В среде теоретиков права одним из самых активных и последовательных противников каких-либо уступок со стороны государства в отношении свободы вероисповедания был профессор канонического права Юрьевского университета М.Е. Красножен, считавший петровские уступки иноверцам в этом вопросе более чем достаточными на том основании, что российские власти не только не вмешиваются во внутреннюю жизнь иностранных конфессий, но и даже лучше снабжают деньгами католических и протестантских служителей церкви, чем православное приходское духовенство. Представляется, что такая аргументация была с одобрением встречена российской общественностью. Факт оказания материальной помощи инославным христианским общинам на самом деле было бы весьма затруднительно поставить под сомнение. Например, заинтересованное в притоке иностранных колонистов правительство Екатерины II охотно предоставляло льготные кредиты католикам и протестантам на возведение храмов и выплату жалования духовенству. В качестве формулы, определяющей отношение как православной церкви, так и православного государства к иноверцам, проживающим в России, М.Е. Красножен предложил известное высказывание Александра III: «Православной вере – господство; каждой вере – почитание; русской народности подобает всеобъединяющая и всеподчиняющая сила; но каждой народности да будет свобода во всем, что этому объединению и подчинению не препятствует». Как непримиримый борец с прозелитизмом профессор М.Е. Красножен не только признает необходимыми те уголовные санкции, которые карают за отвлечение от православия, но и указывает на наличие «пробелов» в праве, делающих возможным отпадение от веры. В качестве примера он приводит дело Алиде Тахвельдт и пастора Роберта Гольста, обстоятельства которого было бы уместно изложить и в настоящей работе.

Родители Алиде, формально будучи православными, считали себя лютеранами. По лютеранскому обычаю они и крестили свою дочь, за что в 1895 г. были осуждены по ст. 190. Ребенка согласно закону отдали на воспитание православным родственникам. На следующий год девочка, считающая себя лютеранкой, обратилось с просьбой допустить ее до конфирмации к местному пастору Роберту Гольсту. Ознакомившись с метрическим свидетельством о крещении ребенка по лютеранскому обряду, пастор выполнил просьбу Алиде. Впоследствии за это действие он был как пастор привлечен к суду по обвинении в преступлении на основании ст. 193 и 194, однако был оправдан Рижским окружным судом. Санкт-Петербургская судебная палата отменила этот приговор, признав крещение Алиде преступным, и, следовательно, незаконным. Защитнику пастора удалось доказать, что рождение ребенка православными родителями, равно как и решение суда, еще не делает ребенка православным. В результате Сенат признал Р. Гольста невиновным. Это решение вызвало негодование М.Е. Красножена, объявившего весьма печальным для православного государства явлением практику признания католиками или лютеранами детей, рожденных православными родителями, всего лишь на основании крещения.

В то же время развитие либерального направления в общественной мысли, формирующего идею «нового государства», фундаментом которого были прежде всего буржуазные ценности, не могло не вынести своего приговора полицейским мерам, направленным на сохранение привилегий православной церкви. Выдающийся юрист-государственник, умеренный либерал по своим взглядам, А.Д. Градовский посвятил 6 главу своего капитального труда «Начала русского государственного права» вопросу о веротерпимости в России. Склонность к идеализации самодержавной монархии, которую этот ученый имел вплоть до начала правления Александра III, не помешала ему подвергнуть критике российское законодательство в той его части, которая касалась религиозной жизни населения. Вниманию читателей он предлагает полный перечень признаков свободы совести и вероисповедания, «выработанные общественным сознанием и теориею в разных государствах Европы», хотя и принятые не во всех европейских странах:

а) свобода публичного отправления богослужения по обычаям своей веры;

б) свобода избрания вероисповедания;

в) свобода проповеди с целью как обращения лица, принадлежащего к другому вероисповеданию в свою веру, так и основание новой церкви;

г) возможность пользоваться всеми политическими и гражданскими правами, несмотря на принадлежность к той или другой церкви.

Что касается российского законодательства, то оно, по мнению А.Д. Градовского, сводит упомянутые правила веротерпимости к праву отправлять богослужение. Сходной точки зрения придерживались его современники, например, активный общественный деятель, доктор уголовного права А.Ф. Кистяковский, выдающийся адвокат и мыслитель В.Д. Спасович. Закономерным итогом рассуждений юристов-либералов, как справедливо отметил публицист Г.П. Добротин, был вывод о необходимости отделения государства от церкви в качестве основной предпосылки появления условий для утверждения принципа «вероисповедной равноправности».

Самым последовательным и непримиримым критиком системы наказаний за отвращение от веры был профессор юридического факультета Томского университета Михаил Андреевич Рейснер. Годы его пребывания на этой должности (1898–1903) ознаменовались изданием целой серии статей и очерков, в которых ученый крайне нелестно отзывался о политике религиозного угнетения, осуществлявшейся царским правительством. Следует отметить, что в дальнейшем судьба привела исследователя, имевшего немало проблем с цензурой и жандармерией, в лагерь большевиков.

Анализируя российское законодательство о религиозных преступлениях, М.А. Рейснер приходит к выводу о том, что «религии как таковой наше законодательство не знает, оно видит в ней только национально-духовный принцип; оно ставит себе в силу этого целый ряд чисто политических задач; оно стремится к ограничению «иностранных» и «иноверческих» религий строго национальными и даже племенными рамками; оно распространяет среди них и поддерживает вообще веру господствующей народности, веру национальную, государственную по преимуществу; оно желает создать общую и единую российскую нацию и для этого прежде всего добивается единства веры и языка как духовной основы единой национальности; единство веры и есть конечная цель русского религиозно-политического законодательства». В этом поведении полицейского государства по отношению к личности, его патологической боязни хоть немного ослабить постоянную опеку профессор М.А. Рейснер усматривал огромную опасность для будущего развития страны, заключавшуюся в уничтожении условий для нравственного воспитания человека, без чего, в свою очередь, принципиально невозможно создание правового государства. Далее ученый подвергает резкой критике весьма неуклюжие попытки государства на исходе XIX в. с помощью законодательства искусственно приумножить число людей, являющихся, с точки зрения права, православными. Об этом свидетельствует, например, Указ о грекоуниатах от 2 июля 1898 г., предписывавший считать православными детей перешедших в православие униатов, которых уже крестили по католическому обряду. Согласно этому Указу православным мог оказаться даже католик в 4 или 5 поколении.

Таким образом, М.А. Рейснер сумел точно обозначить главную причину принципиальной невозможности достижения в обществе консенсуса в вопросе религиозной свободы, невозможности ведения конструктивного диалога. Это не что иное, как восходящая к истории античного полиса борьба коллективного и личного начала в обществе. Позиция консерваторов, проистекающая из примата государства над личностью, подразумевала обращение усилий государства на сохранение единства нации, немыслимого без объединяющего религиозного начала. Либерально мыслящая интеллигенция ставила во главу угла личность, и соответственно в ее глазах именно она, а не нация выступала в качестве «вместилища религии». Но если А.Д. Градовский и его единомышленники ожидали от государства лишь дарования всем конфессиям одинаковых свобод, то М.А. Рейснер требует у властей еще и правовых гарантий, направленных на защиту этих свобод, исходя из идеи служения государства интересам личности.

Ссылаясь на достижения европейских стран, профессор М.А. Рейснер выдвигает семь прав, которые должно охранять государство, провозгласившее свободу совести:

1. Право лица «не быть принуждаемым к исповеданию какой-нибудь определенной веры, …исповедовать какую угодно веру, или полное ее отсутствие, без какого-либо ущерба и наказания».

2. Право лица «не быть принуждаемым со стороны государства, вопреки религиозным убеждениям, к совершению или участию в каких бы то ни было богослужебных или религиозных обрядах».

3. Право лица «беспрепятственно выходить из состава того или другого религиозного общества, переходить в члены другого или даже не принадлежать ни к какому, без какого-либо за то ущерба или наказания».

4. Право лица, принадлежащего к тому или другому исповеданию, «беспрепятственно устраивать собрания своих домашних и единоверцев, с участием духовного лица, и отправлять совместно богослужения по предписаниям своей религии, по крайней мере, в своем частном помещении».

5. Право «пользоваться всеми гражданскими и политическими правами гражданина, без каких-либо в них ограничений, в силу религиозного исповедания лица».

6. Право лица «совершать все необходимые гражданские действия без обязательства совершать при этом какие-либо религиозные и церковные обряды и действия».

7. Право лица «на защиту государством его личности, чести и свободы против всякого посягательства на нее со стороны религиозных обществ или духовных властей».

Во время работы редакционной комиссии по составлению нового Уложения полемика в прессе по поводу отмены уголовного преследования за религиозные убеждения обострилась до предела, особенна в связи с так называемым «орловским инцидентом», то есть обращением некоего светского лица к делегатам Орловского миссионерского съезда. Дискуссия, возникшая на страницах главным образом «Миссионерского обозрения», выявила крайнюю полярность суждений даже в среде служителей православной церкви. Члены редакционной комиссии, известные юристы Н.С. Таганцев и И.Я. Фойницкий сочувственно относились к стремлению своих соотечественников менять веру, находя его вполне естественным и не заслуживающим наказания. Они также прекрасно понимали, что чрезвычайно трудно судить о движениях души верующего, в частности, иногда невозможно определить, отпал ли он от веры по собственному побуждению или был совращен. Следуя этим и подобным им соображениям, Н.С. Таганцев и И.Я. Фойницкий, не имея возможности коренным образом изменить нормы нового Уложения, добились, по крайней мере, некоторого смягчения наказаний за ненасильственное отвлечение от веры.

Согласно проекту Уложения 1903 г. насильственное совращение христианина в нехристианскую веру наказывалось срочной каторгой или ссылкой на поселение (ч. 2 ст. 82), простое – заключением в крепости на срок не свыше 3 лет (ч. 1 ст. 82). Такому же наказанию подвергался родитель или опекун, учинивший над ребенком, которому по закону надлежало воспитываться в христианской вере, нехристианских религиозных обрядов (ст. 88). За насильственное совращение православного в инославное исповедание полагалась ссылка на поселение (ч. 2 ст. 83), за простое совращение – заключение в крепости не свыше 3 лет. Родитель или опекун, виновный в незаконном крещении или приведении к иным таинствам другого христианского исповедания ребенка, которого надлежало воспитывать в православии, должен был быть заключен в крепость на срок свыше 1 года. Как и раскольники, иноверцы подлежали наказанию в виде тюремного заключения за оскорбление православного священнослужителя, совершенное с намерением оскорбить его (ч. 1 ст. 98). Воспрепятствование посредством насилия и угроз присоединению к православию каралось заключением в тюрьму на срок не менее 6 месяцев (ст. 95), воспрепятствование христианину, находящемуся в услужении, исполнять религиозные обязанности лицом нехристианского исповедания наказывалось штрафом до 50 рублей (ст. 81). Согласно ст. 86 уголовно наказуемым деянием признавалось совращение инородцем другого инородца в свою веру (тюремное заключение на срок до 3 месяцев).

Особое внимание законодатели уделили вопросу о наказании духовных лиц инославных исповеданий. Так, денежному штрафу до 500 рублей подвергались те из них, кто совершал брак между иноверцем и православным, если брак потом не был совершен по православному обряду, и между православными (п. 1–2 ст. 94). Денежный штраф, в размере не превышающий 300 рублей, предусматривался за следующие противозаконные действия инославных священнослужителей: совершение священнодействия, знаменующего собою принятие в инославное вероисповедание, допущение к исповеди заведомо православного, причащение его или совершение над ними елеосвящения, преподавание катехизиса своего вероисповедания малолетнему православному, совершение брака иноверца с православным прежде совершения его православным священником (п. 1–4 ст. 93).

Однако упомянутые выше статьи вступили в силу только в 1906 г., поскольку необходимо было их согласование с Указом 17 апреля 1905 г. Согласно этому Указу лицо, достигшее совершеннолетия, получило возможность перехода из православия в иную христианскую веру, не подвергая при этом какому-либо ограничению своих гражданских прав. Дети в возрасте до 14 лет при переходе обоих родителей из одного христианского исповедания в другое переходили в новую веру вместе с ними. Всем христианам разрешалось крестить по обрядам своей веры взятых на воспитание некрещеных подкидышей. По своему желанию из числа православных исключались те лица, предки которых или они сами ранее исповедовали нехристианскую религию. В связи с этим есть основания утверждать, что в российском законодательстве появились нормы, устанавливающие ответственность за нарушение положений о веротерпимости. Однако изменения Уложения 1903 г., последовавшие в 1906 г. в отношении законодательства о совращении, показали, что от веротерпимости до подлинной религиозной свободы, несмотря на предпринятые в этом направлении шаги, еще очень далеко. Объектом преступных посягательств по-прежнему продолжал являться «публичный интерес неприкосновенности высших религий от посягательств со стороны представителей низших». По-прежнему внимание законодателей сосредотачивалось на таких задачах, как охрана паствы высших религий от попыток отвлечения ее в религии низшие и помех в отправлении индивидуального культа, охрана духовенства высших религий от оскорблений со стороны представителей низших религий, охрана преимущественных прав высших религий привлекать к себе последователей из числа представителей низших. Большое внимание уделялось ограждению представителей высших религий от «предосудительного» совращения в низшую религию (ст. 82; ч. 1 ст. 83; ч. 1 и ч. 3 ст. 86), под которым имелось в виду совращение при помощи таких преступных способов, как злоупотребление властью, принуждение, обольщение обещанием выгод и обман. Уложение по-прежнему предусматривало наказание за содействие отпадению посредством совершения представителями духовенства и родителями (опекунами) ненадлежащих религиозных действий (ст. 88, 89, 93 и 94). Система наказаний, разработанная в 1903 г., изменений не претерпела. Консервативную позицию в отношении вопроса об уголовном преследовании за совращение занял Государственный совет. Подавляющее большинство его членов высказалось за сохранение без изменения ст. 88 и 89, предусматривающих наказуемость родителей за совершение над детьми ненадлежащих религиозных обрядов, а также п. 2. ст. 93, устанавливавшего ответственность духовного лица инославного исповедания за допущения к исповеди или причастию заведомо православного лица. Николай II по всем вопросам согласился с мнением большинства.

В итоге реформа веротерпимости, не оправдавшая надежд просвещенной, либерально мыслящей общественности, сделало статьи Уложения 1903 г., предусматривающего наказания за совращение, предметом критики со стороны ученых-юристов, возмущенных тем, что «значение религиозных деликтов в Уложении оставлено за такими деяниями, которые давно уже вышли из уголовно-правового оборота и которые, действительно, несовместимы с началом религиозной свободы» (имеется в виду прежде всего сохранение уголовного преследования за ненасильственное совращение). Вызывала сомнения и целесообразность строгого наказания за совращение. Так, С.В. Познышев предлагал ограничить наказание за насильственное совращение заключением в тюрьму на срок до 2 лет. Но главное, не было удовлетворено такое ожидание сторонников «нового государства», как равенство перед законом представителей всех религий, без чего не мыслилась подлинная индивидуальная религиозная свобода.

В то же время сам факт предоставления подданным возможности покидать лоно православной церкви означал отказ государства от идеи сплочения нации под знаменами официальной религии. Причины этому повороту в политике следует искать не только в сложной внутриполитической ситуации, но и во вступлении России в третий цикл секуляризации, затронувший непосредственно рабочих и крестьян. Представители православного духовенства, наиболее объективно оценивающие ситуацию, предвидели великие потрясения, ожидавшие не только православную церковь, но и всю страну, однако видели и определенный шанс, предоставленный историей православным священнослужителям, которые, освободившись от опеки государства, мобилизовав все свои творческие силы, могли бы выполнить миссию «служения своему народу, его просвещению и укреплению в нем веры». При этом священнослужители Русской православной церкви оказались в невыгодном по сравнению с духовенством других конфессий положении, будучи (в отличие от них) связанными бюрократическими узами государства. На повестку дня встал вопрос о скорейшем созыве Поместного собора и избавлении от опеки аппарата обер-прокуратуры.

Мы уже не раз рассказывали, что активно пропагандируемый сейчас в нашем российском обществе тезис о том, что Православие в царской России было якобы оплотом духовности и нравственности в стране, что только, мол, благодаря ему в нашем народе возникли все те хорошие и благородные качества, которыми русские удивляли весь мир, и что, оказывается, это именно оно много веков являлось «национальной идеей» России, скреплявшей народ нашей страны в единое целое, в связи с чем, в самодержавной России не было якобы никаких непримиримых конфликтов и противоречий, есть не более чем миф, не имеющий к реальной исторической действительности никакого отношения.

Факты наглядно доказывают верность выводов классиков марксизма, что в классовом обществе не бывает неклассовой идеологии и не классовых институтов. Российская империя была именно таким обществом — государством феодальным, крепостническим, в котором существовали два основных класса: помещиков-крепостников (феодалов) и крепостных крестьян. И Православие, и его орган управления — Русская православная церковь (РПЦ) всегда и во всем отражали волю господствующего в самодержавной России класса — помещиков и аристократов.

Причем, русский народ это хорошо понимал и относился к Православию и его служителям, соответствующим образом — как к своим угнетателям и эксплуататорам, тем более, что они таковыми и были на деле, не хуже крепостников эксплуатируя, угнетая и обирая крестьян.

Российское же государство, которому сегодня поют осанну российский правящий класс буржуазии и его идеологи — буржуазные пропагандисты, изо всех сил поддерживало Русскую православную церковь, которая фактически являлась его институтом, подразделением, частью разветвленной и достаточно совершенно структуры угнетения. РПЦ и кормилось за счет российского государства, и награждалось им «за верную службу Царю и Отечеству» огромными земельными наделами с тысячами живущих на них крестьян, которые теперь должны были гнуть спину уже не на помещиков или «Самодержца Всея Руси», а на служителей церкви.

Всякое сопротивление гнету, как церковному, так и помещичьему, подавлялось в царской России со страшной жестокостью. Причем тяжелее всего, как и сейчас, был гнет духовный, который связывал трудовой народ по рукам и ногам, запутывая его сознание. Религия — идеология, выгодная угнетателям, которую должны были исповедывать угнетенные массы, насаждалась и закреплялась в российском обществе всеми возможными способами. Тех, кто не желал уверовать добром, заставляли это делать силой. Атеистическое мировосприятие в РИ считалось преступлением, за которое неминуемо следовало жестокое наказание. Очень строго наказывались по законам Российской Империи даже незначительные проступки, касающиеся православной веры или соблюдения ее обрядов. Та самая пресловутая «духовность» прививалась русскому народу штыками и тюрьмами. Причем наказаниям подвергались все низшие классы российского общества, кроме правящего, а не только крестьянство.

Вот несколько выдержек из законов «благословенной» Российской империи, которые «помогали» простому люду постоянно «совершенствоваться» духовно.

«За «небытие на исповеди» с разночинцев и посадских людей в первый раз взимать рубль, во второй раз - 2 руб., в третий раз - 3 руб.; с крестьян - соответственно 5, 10 и 15 коп.»

В то время (XIX — начало XX века) это очень большие деньги. Например, пушкарь получал в месяц 16 рублей, прислуга около 3-5 рублей. Российские крестьяне до начала 1900-х гг. денег вообще почти не видели, ибо сельское хозяйство России было по большей части натуральным, нетоварным, продукцию крестьянское хозяйство производило для собственного употребления, а не на продажу, не на рынок. Отнюдь не случайно Лев Толстой вспоминал случай, когда в целой деревне крестьяне не смогли собрать и 1 рубля денег. Вот и представите себе каково было попасть под такой громадный штраф за одну только неявку на исповедь. Кстати, злостным нарушителям за подобного рода преступления грозила каторга.

Вот так укреплялась в Российской империи нравственность и духовность. Что интересно, в ежовых рукавицах держала верховная власть самодержавной России не только трудовой народ, но и самих священнослужителей. Отлично зная, что не все из них круглые подлецы и сволочи, и чисто по человечески могут и пожалеть крестьян или ремесленников, оно жестко наказывало тех из них, кто не донес царским властям о такого рода преступлениях:

«За сокрытие «небытейщиков» священника наказывать на первый случай 5 руб., затем 10 и 15, а в четвертый раз - лишением сана и отсылкой в каторжные работы»

«Небытийщики» — это те, кого не было на исповеди, прогульщики, так сказать. Как вам нравится наказание каторжными работами священников за то, что пожалел неимущего, зная, что он за свой прогул просто неспособен уплатить положенный по законам РИ штраф?

Вот такая прививалась русскому обществу «нравственность» — донести, т.е. предать и продать своего ближнего. И ввел эту обязанность никто иной, как «царь-прогрессор» Петр 1, понабравшийся подобных мерзостей в европейских странах. Именно с его указов пошла в самодержавной России позорная практика обязательного доносительства православными священниками информации, полученной на исповеди. Правда, священникам за этот позор государство российское неплохо платило.

По тем же законам видно, что для дворян и других привилегированных сословий РИ ничего подобного не предусматривалось, и то же исповедывание было совсем не обязательным. Что лишний раз доказывает давно известный и доказанный факт: религия - это инструмент контроля и управления угнетенными массами.

Теперь поговорим о другой форме, которая позволяла народу российскому «сохранять веру в Иисуса Христа» — об уголовных статьях, которые применялись к верующим ненадлежащим образом.

Есть 1 прелюбопытный документ — Уложение наказаний уголовных и исправительных от 1845 года, действовавшем со времен Петра I и до 1905 года включительно. После 1905 г. значительная часть статей его была отменена, но некоторые сохраняли свою актуальность даже при Временном правительстве, которое тоже считало церковь важным политическим инструментом и не собиралось с ней расставаться, понимая ее полезность новому господствующему классу буржуазии. И только Советская власть, отделившая церковь от государства, наконец, окончательно избавила русский народ от всех статей данного Уложения.

Смотрим раздел «О преступлениях против веры».

Умели тогда защищать чувства верующих! Куда там Пусси Риот! Радуйтесь, граждане современной России, что вам пока не приходится «хрустеть французской булкой». Но имейте в виду, что такими темпами мы именно к этому и придем. Так что мотайте себе на ус, пока не поздно…

Интересно, а что грозило тем, кто делал подобное «не публично»?

А вот что:

Тоже неслабо, прямо скажем. Причем «непубличное богохульство» можно, как вы сами понимаете, расценивать, как душе будет угодно. Например, таким преступлением может быть шепот в клозете. А что? Подходит в полной мере: и непублично, и богохульство.

А вот что грозило рискнувшим критиковать христианство:

Статья 186. Богохульство, поношение, порицание, критика Христианства без умысла — заключение в смирительном доме до 2 лет, заключение в тюрьме до 2 лет.

Статья 187. Печатная и письменная критика Христианства — ссылка в Сибирь, телесные наказания.

Статья 188. Насмешки над Христианством, умышленно — заключение года, неумышленно — до 3 месяцев.

Статья 189. Изготовление, распространение предметов веры в непристойной форме — по умыслу — наказание согласно ст. 183; без умысла — заключение до 6 месяцев или арест до 3 недель.

По большому счету, пропаганда научного знания сама по себе есть критика религии, в том числе и вероучения, а значит, за распространение научных знаний вполне могли сослать в Сибирь.

Интересен также вопрос о свободе вероисповедания. Понятно, что не верить было запрещено. Но может быть можно было самому выбирать, в кого верить?

Как бы не так! Вот что грозило человеку, который вдруг надумал перейти из Православия в другую веру:

Статья 190. Отвлечение от веры: ненасильственное — ссылка до 10 лет, телесные наказания, клеймение; насильственное — ссылка до 15 лет, телесные наказания, клеймение.

Статья 191. Отступление от веры — лишения прав на время отступления от веры.

Статья 192. Если один из родителей не христианской веры воспитывает детей не в Православной вере — расторжение брака, ссылка в Сибирь.

Статья 195. Совращение из Православия в иное вероисповедание — ссылка, телесные наказания, исправительные работы до 2 лет. При насильственном принуждении — ссылка в Сибирь, телесные наказания.

Статья 196. Вероотступничество — запрет на контакты с детьми, до возвращения в веру.

Вот тебе и «веротерпимость» и «уважение чужих взглядов»! За все — одна Сибирь. А если сильно нарываетесь, то и клеймо на лоб поставят.

Но может быть хоть более-менее терпимо относились к разновидностям Христианства — к католицизму и лютеранству?

Как выясняется, не слишком. Правда, иностранцам разрешалось отправлять их культ, однако пропаганда его в России была запрещена.

Статья 197. Не Православная проповедь — заключение в смирительном доме до 2 лет. За повторное нарушение — заключение до 6 лет. В третий раз — ссылка, заключение до 2 лет, телесные наказания, исправительные работы до 4 лет. Соблазнённые проповедями — заключаются в смирительном доме до года.

Заметьте, где именно впервые применяются психлечебницы в качестве наказания. Совсем не в СССР, как утверждают буржуазные пропагандисты, а как раз в царской России — «заключение в смирительном доме». А вот в советских законах ничего подобного не было, и быть не могло.

Не менее «весело» обстояло в царской России дело и с воспитанием детей. РПЦ строго бдила за тем, чтобы каждый рожденный в России человек попадал именно к ней:

Статья 198. Уклонение от крещения и воспитания детей в Православной вере — заключение до 2 лет.

Статья 220. Не привод детей в церковь — духовное и гражданское внушение.

Ну, «внушение», не так страшно. При условии, что вы не сектанты. Вот этим доставалось по полной, за всех сразу:

Статья 210. Насильственное распространение ереси и раскола — каторжные работы до 15 лет, телесные наказания, клеймение.

Только чуть засомневался в истинности того варианта православия, что вешает поп в местной церкви, — дуй на каторгу.

Не менее строго и по отношению к святыням - их оскорбление приравнивалось по степени тяжести к сектантству:

Статья 223. Оскорбление святынь — каторжные работы до 15 лет или пожизненные, телесные наказания, клеймение.

Но была и другая формулировка, с не в пример более легким наказанием:

Статья 226. Неуважение к святыне — заключение в смирительном доме до 3 лет или тюремное заключение до года.

Разобраться же где «оскорбление», а где «неуважение», могли, понятное дело, только сами священнослужители РПЦ (в зависимости от того, насколько им «позолотят ручку»).

Кстати, наказывалось ли как-то грубость или неуважение паствы к самим священнослужителям?

Статья 227. Оскорбление священнослужителя — заключение в смирительном доме до года или тюремное заключение до 6 месяцев.

Статья 228. Неумышленное неуважение к святыне и оскорбление священнослужителя — арест до 3 месяцев.

Статья 229. Оскорбление Православного священнослужителя иноверцем — заключение в тюрьме до года, повторно — до 2 лет.

Н-да, не слабо. Видимо, распространители духовного опиума в Российской империи ценились на вес золота, раз их так оберегали.

Что мы видим из всего изложенного выше?

Что относились в Российской Империи к трудовому народу как к скоту. Собственно, высшее сословие — все эти помещики, и аристократы, так и воспринимали народ российский — как рабочую скотину, которая только и существует для того, чтобы работать, обеспечивая их безбедное существование. У трудящихся масс царской России не было никаких прав и никакой возможности изменить свою жизнь — получить образование или повысить свой культурный или материальный уровень. Их удел — родившись рабом, таковым оставаться на всю жизнь. И в первых рядах их духовных притеснителей шли священники РПЦ, верные хранители престола и привилегий господствующего класса помещиков и аристократов.